Она кивает. Молчит. У нее озадаченный вид. Все пошло не так, как она ожидала.
- Понравились танцы? - спрашиваю я.
- Вполне, - осторожно отвечает она. Чувствую исходящий от нее запах вина и смутный аромат французских сигарет. Ее жесты несвязные, рваные, глаза блестят слишком ярко. Ее губы и зубы окрашены темным шелковичным цветом от выпитого вина. - Это было немного забавно - разговаривать с немцами.
- Да, - отвечаю я. - Да. Вижу, что это так.
- Хотя, думаю, к этому можно привыкнуть, - говорит она мне. - Спустя какое-то время, ты перестанешь считать это странным.
Я ничего не отвечаю.
- Я познакомилась с другом Томаса, его зовут Карл, - рассказывает Бланш. - Он из Берлина. Он рассказал мне, как погибла его младшая сестра, грустная история. Это случилось во время бомбардировки. Он показал мне ее фотографию, я не могла поверить, что она мертва. У нее были такие маленькие косички... - Она осторожно проводит рукой по лицу, словно его выражение может ее удивить. - Он пытался сдержать слезы, когда рассказывал.
- Бланш, ты никогда больше не выйдешь из дома, не предупредив меня, - говорю я.
- Да, - отвечает она. - Да, я понимаю. Прости меня.
- Я должна знать, где ты находишься. Если ты снова захочешь сходить на танцы, мы это обсудим.
- Да, - говорит она. - Да, конечно.
Она поворачивается, чтобы скорее добраться до своей спальни, пока я так сговорчива.
Отношу Эвелин ее утренний чай и тосты. Она сидит в кровати в своем розовом шелковом халате с прямой, как тростник, спиной, ждет. Вокруг витает запах торжества, ей не терпится что-то рассказать мне.
- Кое-кто вчера поздно вернулся домой. Птичка на хвосте принесла, - говорит она.
Я тут же представляю, что она видела меня с капитаном Леманном в саду. Меня охватывает чувство вины.
- Кое-кто поздно пришел. Я слышала машину в переулке... Не удивлена, что ты выглядишь встревоженной, Вивьен.
Ощущаю некоторое облегчение. Окна Эвелин выходят на дорогу, возможно, ее разбудил шум автомобиля.
- Это Бланш уходила, - говорю ей я. - Она ходила на танцы. Она молода, ей нужно выходить.
- Надеюсь, она не делала того, чего не должна была.
Я улыбаюсь в ответ на эту старомодную фразу.
- Уверена, что не делала, - говорю я. - Она была вместе с Селестой, своей подругой. Ты же знаешь, как Бланш любит танцевать.
Эвелин некоторое время молчит. Ее глаза стекленеют. Нить разговора ускользнула от нее.
- Кое-кто поздно пришел, - повторяет она.
- Да. Но все в порядке, - отвечаю я.
- Вокруг такая путаница. Я сбита с толку, Вивьен. А я не люблю, когда меня сбивают с толку.
- Постарайся не переживать, - говорю ей я.
Эвелин берет чашку. Дрожит ее рука - дрожит и чай в чашке.
- Куда мы катимся, Вивьен? Чем все закончится?
На это мне нечего ответить.
Глава 19
Позже, выйдя во двор, смотрю на свой сад. На пне что-то блестит в утреннем свете. Перехожу через дорогу, чтобы посмотреть, что это. Зажигалка капитана Леманна. Лежит и сверкает на солнце.
Внезапно, меня охватывает беспокойство, что кто-нибудь обо всем узнает: моя дочь, Эвелин или кто-то другой, прогуливающийся по переулку. Переживаю, что кто-нибудь найдет зажигалку и выяснит, что она принадлежит капитану. Они узнают о нашем разговоре, обо всем. Не могу оставить ее лежать там в ожидании того, что хозяин вернется за ней.
Поднимаю ее. Металл нагрет солнцем, он почти обжигает мне кожу. Когда смотрю, как она блестит на ладони, у меня внезапно возникает отчетливое и непосредственное ощущение его присутствия. Вижу, как он держит зажигалку в правой руке, левой обхватывает мою сигарету, прикрывая ее от ночного ветра, который может затушить пламя. Почти ощущаю слабый запах его присутствия. В жесте капитана - грациозность, сквозь кожу просвечивают вены.
Убираю зажигалку в карман фартука. Говорю себе, что отнесу ее в Ле Винерс и отдам кому-нибудь, чтобы ее вернули капитану. Уверяю себя, что сделаю это в ближайшее время.
Но так и не отношу.
Глава 20
У меня во дворе раздается задорный звонок велосипеда. Это Джонни.
- Доброе утро, тетя Вив.
Он всегда называет меня тетей, поскольку мы дружим семьями.
Джонни худенький. У него непослушные волосы и карие, как каштаны, живые глаза его матери. Всякий раз, когда я его вижу, мне кажется, что он еще немного повзрослел: подбородок затеняет щетина, чуть шире раздались плечи. Но у него по-прежнему доверчивое и любопытное мальчишеское лицо.
Он привез нам мешок картошки. Джонни кладет его на кухонный стол и откидывает с глаз волосы. В нем ключом бьет энергия.
- Подарок от мамы.
- Твоя мама просто ангел, - отвечаю я.
Предлагаю ему кофе, хотя в банке его осталось совсем чуть-чуть.
- Просто воды.
Приношу ему стакан с водой. Он с благодарностью его выпивает.
- Как дела на ферме?
- Разводим кроликов... это из последних событий. Вам стоит тоже попробовать, тетя Вив. Хотя маме не очень-то хочется их убивать.
- Только не вздумай рассказывать Милли, - говорю я. - Она не любит есть то, у чего когда-то был мех. Она будет возмущена.
Он усмехается, морща нос. Мне нравится, как он выглядит, когда улыбается.
- Мама сказала, что у Бланш теперь есть работа.
- Да, у миссис Себир.
- Ох уж эта Бланш, она словно кошка, - говорит он. - Всегда приземляется на лапки.
В его голосе слышится нотка восхищения.
- Надеюсь на это.
Нас освещают лучи сентябрьского солнца. Меня переполняет радость: оттого, что моя кухня залита теплом и светом, и оттого, что здесь, за столом, сидит Джонни, такой жизнерадостный, со своей широкой белозубой улыбкой и падающими на глаза волосами.
- «Джерри»[1] не доставляют вам никаких хлопот, тетя Вив? - спрашивает он.
Я почти уже готова рассказать ему о немцах по соседству, но что-то меня останавливает.
- Нет, у нас здесь все хорошо, - расплывчато отвечаю я. - Такое тихое уютное место, что даже не замечаешь, что происходит вокруг.
Его пальцы отбивают по столу джазовый ритм, словно он стучит по клавишам. Джонни и минуты не может стоять спокойно.
- Скажу вам только одно, тетя Вив: мы это так просто не оставим. Ни я, ни мои друзья. Мы не позволим им просто так разгуливать среди нас. Вот в этом вы можете быть уверены, - говорит он.
Мне приходят на ум слова Гвен о том, что у молодых людей не осталось возможности проявить себя мужчинами. По коже пробегает холодок.
- Но что вы можете сделать? - спрашиваю я его. - Их здесь так много. Что, во имя всего святого, вы можете сделать?
- Всегда есть что-то, что можно сделать, - объясняет он мне. - Может, что-то совсем несущественное. Ты должен сделать все, что только можешь. Так мы с Пирсом считаем.
Я помню, что Гвен говорила про Пирса. Он забавный парнишка, слишком ожесточенный. И выглядит старше своих лет.
- Я не очень хорошо знаю Пирса, - говорю я.
Джонни заговорщицки понижает голос.
- Пирс умный... У него полно идей. Он задумал рисовать символ «V», как это делают на Джерси. «V» - значит виктория, победа. Мы выбираемся после наступления комендантского часа и рисуем повсюду «V».
- Но что в этом хорошего?
- Все дело в моральном духе, тетя Вив.
- Просто будь осторожен, - говорю ему я. - Ты ведь знаешь, как твоя мама волнуется за тебя.
Он пожимает плечами, у него хмурый взгляд. Чувствую, что он разочарован во мне, поскольку я не разделяю его воодушевления. Я всего лишь еще один взрослый, не одобряющий его поступков. А не друг.
- И еще, Джонни. Надеюсь, ты хорошо спрятал дробовик Брайана.
От упоминания Брайана по лицу Джонни пробегает тень.