- А это, думаю, неважный кофе, - говорит он, показывая на мою чашку. Выражение его лица вызывает у меня улыбку, я не могу сдержаться. У него такой неодобрительный вид, как будто мой кофе его оскорбляет. - Это просто подкрашенная вода.
- Я к нему привыкла, - отвечаю я.
Он качает головой, почти горестно.
- Но вы же можете получить намного лучший, чем этот. Почему нет?
- Нет. Правда. Я не хочу. Но спасибо...
Я мысленно приказываю ему уходить, но он просто стоит и смотрит на меня.
Мне не следовало улыбаться.
- Капитан Леманн. Я серьезно. Не думаю, что нам следует разговаривать подобным образом. Я действительно считаю, что это неправильно.
Но я не успеваю закончить свою осторожную речь. Он стремительно придвигается ко мне, и слова застревают у меня в горле. На короткий миг мне кажется, что он собирается меня ударить. Потом я вижу, что он сбивает осу с моего рукава.
Я привстаю, уворачиваясь от осы и ударяясь о стол. Мой фартук цепляется за гвоздь, и из кармана вываливаются вещи: пара прищепок, кукла из домика Милли - и серебристая зажигалка. Мы наблюдаем, как зажигалка падает и с тихим, но отчетливым хрустом приземляется на гравий. Во внезапной тишине звук кажется поразительно громким.
Мое лицо пылает.
- Что ж, миссис де ла Маре, - произносит он с дразнящей серьезностью. - Думаю, это мое.
- Вы забыли ее в саду. - Мой голос звучит высоко и простодушно. - Я собиралась вернуть ее. Хотела отнести ее в Ле Винерс...
Слова выскакивают из меня.
Я поднимаю зажигалку и кладу ее на стол. Не могу отдать ее ему в руки. В окружающей нас тишине я различаю малейшие звуки: тихая песенка Милли в кухне, воробей, легкий, словно лист, упавший на ветку дерева. Я все еще чувствую то место, где он прикоснулся к моему рукаву, по моей коже пробегают маленькие язычки пламени.
Он собирается что-то сказать, но передумывает. Протягивает руку и берет зажигалку. Он не улыбается, но выглядит довольным чем-то.
- Тогда доброго утра, миссис де ла Маре, - говорит он и уходит.
Я понимаю, что у моего кофе ужасный вкус. Отношу его в кухню и выплескиваю в раковину.
Глава 22
Теперь по вечерам темнеет рано. Я задергиваю занавески, включаю лампу. Тени протягивают свои пальцы из углов комнаты.
Читаю Милли новую сказку. Мы с ней сидим на софе. Бланш развалилась на полу со своими журналами. От лампы на нас падает яркий свет, словно опавшие с цветка лепестки.
Сказка повествует о солдате, вернувшемся с войны. Вспоминаю ту сказку про танцующих принцесс, которую я читала Милли вечером перед тем, как мы отправились на корабль. В той истории речь тоже шла про солдата, который пришел с войны. В сказках всегда есть войны и мужчины, уходящие, чтобы сражаться. Но лишь некоторые из них, счастливчики, возвращаются домой. Здесь война - это данность, часть жизни, как старение и увядание тела, как ненастная погода. Война – дело мужчин, ее причины никогда не объясняют. А возвращение с войны – долгий путь, полный испытаний. Возвращаясь с поля боя, солдаты сталкиваются и сражаются с необъяснимыми вещами, как будто все случившееся с ними открыло им нечто, доселе невидимое.
Милли сидит прижавшись ко мне. Слышу причмокивания, когда она посасывает свой пальчик. Она разглядывает картинку. На иллюстрации изображен солдат, идущий по простой сказочной дороге, с удивительной симметрией петляющей к далеким голубым холмам. Лица солдата не видно, но видна его усталость. Он устал от войны. Сложно не заметить его стремление к спокойной жизни. Все это сквозит в его сгорбленной, изможденной фигуре, в том, как он в одиночестве бредет по дороге.
У Милли завороженный взгляд, какой бывает всегда, когда я ей читаю. Она даже почти не моргает.
- Этот солдат, он как папочка? Папочка - солдат, - говорит она.
- Да, - отвечаю я.
- А он где? - спрашивает Милли.
Удивлена, что отец в ее понимании реально существует. Ей было всего три, когда он ушел на фронт.
- Я не знаю точно, милая, где он сейчас находится. Из-за оккупации мы больше не получаем новостей. Но я уверена, где бы он ни был, он думает о нас.
- Думает о нас постоянно, мамочка? Он думает о нас все время?
Вопрос ранит, возникает знакомая тупая боль, словно нажали на синяк. Я уверена, что Юджин с нежностью вспоминает про детей. Но если он и думает о женщине, оставшейся на Гернси, то не обо мне. В такие моменты я стараюсь быть очень осторожной, чтобы не было и намека на то, что между нами что-то не так. Чтобы мой голос не выдал, что мы несчастливы.
- Уверена, он не забывает о нас ни на минуту, - говорю я Милли.
Читаю про то, как солдат делится с нищим последним куском хлеба, и тот за его доброту дает ему волшебный мешок. Про то, как солдат ловит этим мешком Смерть. Сначала он торжествует и празднует. Но позже начинает сожалеть о содеянном, потому что Смерть повержена и нет пути из этого мира. А орды стариков осаждают солдата, обвиняя его и желая умереть.
Милли вытаскивает палец изо рта. Она, задумавшись, слегка хмурится. Ее мокрый большой палец блестит в свете лампы.
- Но ведь никто не хочет умирать, - говорит она.
- Может быть, если только человек очень стар.
- Как бабушка? А бабуля хочет умереть?
- Нет, уверена, что не хочет. Я хочу сказать... гораздо старше, чем она... Мне кажется, что у очень старого человека появляется ощущение, что он устал.
Но мой голос звучит не очень уверенно. Может быть, сказка не права. Может быть, все так, как сказала Милли: никто не хочет умирать.
Дочитываю сказку, размышляя о солдате. Представляю его очень отчетливо, но не так, как он выглядит в книге. Нет, в некотором отношении, конечно, как на иллюстрации. В потрепанной одежде, еле-еле переставляя ноги, он бредет по длинной и извилистой дороге, возвращаясь домой. Но лицо у солдата такое же, как у капитана Леманна.
Глава 23
Октябрь. Самолеты Люфтваффе бомбят Лондон. Каждый вечер. Полная разруха. По ночам лондонцы укрываются в метро и поют, чтобы не падать духом. Говорят, несмотря на все разрушения, они держатся. Я очень боюсь за Ирис и ее семью.
В первые дни октября мы почти не видим живущих по соседству немецких солдат. Исчез и капитан Леманн. Порой, когда я работаю в саду, мне слышатся шаги, я оборачиваюсь, ожидая увидеть его. Увидеть, как его рука лежит на нашей калитке, а сам он вежливо и немного удивленно смотрит на меня. Но там никого нет. Или, убираясь в комнате, услышу шум машины в переулке, осторожно погляжу в окно, но там окажется лишь один из других обитателей Ле Винерс.
В любом случае, я чувствую некое облегчение. Не знаю, какой стала бы наша очередная встреча. От одной мысли о ней на меня накатывает горячая волна смущения. Говорю себе, что, возможно, он в отпуске. Возможно, его отправили в другое место.
Когда эти мысли появляются в голове, чувствую, как во мне закипает злость. Как он мог уехать, не сказав мне? Почему он не попрощался? А потом я думаю: с какой стати я вообще этого от него жду? Откуда злость? У меня нет прав на это чувство. Он ничего мне не должен.
Как-то, оставив Милли с Эвелин, еду на велосипеде в Сент-Питер-Порт. Магазинные полки выглядят опустевшими, но мне удается раздобыть свинины и немного хлеба. В скобяной лавке покупаю семена фасоли и капустную рассаду. Мне кажется, пришла пора выкопать цветы и начать выращивать в саду что-то съестное.
Я договорилась встретиться с Гвен. Когда я добираюсь до миссис дю Барри, она уже там, сидит за нашим любимым столиком в дальней части магазина. Мы сидели там в тот день, когда была бомбежка. Кажется, с того времени прошли годы.
Спрашиваю, как она поживает. Гвен отвечает, что все хорошо. Но я не знаю, правда ли это: на ней старый потрепанный кардиган, на губах нет ни следа помады, и сама она стала очень худой - кости лица проступают гораздо четче, чем раньше. Знаю, что и сама выгляжу не лучше. Мы все устали, смирились и выглядим жалко.