Миссис дю Барри приносит чай и печенье, в которое теперь добавляется картофельная мука. Но чай у нее по-прежнему хорош. Мы молча сидим, с признательностью попивая чай и глядя на раскинувшуюся гавань с ее красными черепичными крышами, водой и птицами, поднимающимися ввысь. Их крылья сверкают над водой. Нам видны стоящие на якоре вражеские корабли и солдаты на набережной. Я знаю, мы с Гвен думаем об одном и том же: как подобное могло произойти здесь?
- Иногда по ночам мы слышим, как они маршируют, - говорит она мне. - По главной дороге. Маршируют и поют. Это заставляет содрогнуться. Словно они говорят: «Мы покажем вам, кто здесь главный». После такого очень сложно снова уснуть. Но до вас, в Ле Коломбьер, это вряд ли долетает.
- Да, наверное. Там пока тихо... Хотя рядом, у Конни, поселились немецкие военные.
Гвен как раз открыла рот, чтобы откусить печенье. Да так и застыла, широко распахнув глаза.
- Что... в Ле Винерс?
- Да.
- О. Я и не знала. Ты никогда об этом не упоминала.
Она хмурится. Чувствую, как к лицу приливает кровь.
- Они там сами по себе, - говорю я.
- Не могу поверить, что ты мне не рассказала.
- Они живут тихо. Если честно, мы о них ничего и не знаем.
Стараюсь не смотреть на Гвен. Гляжу мимо нее в окно, где в прозрачном воздухе виднеются близлежащие острова, и кажется, что до них можно дотянуться рукой. Думаю про себя: «Если честно... Зачем я так сказала?» Я читала где-то, что, произнося эту фразу, человек пытается скрыть правду.
- Должно быть, это неприятно, что вы постоянно находитесь у них на виду, - говорит она. - Я хочу сказать, что окно Конни выходит как раз на ваш двор.
Я вру ей. Ненавижу врать.
- Полагаю, ко всему можно привыкнуть, - отвечаю я.
Убеждаю себя, что все те странные встречи с капитаном Леманном, все те неловкие разговоры - все это в прошлом. Мы никогда с ним больше не увидимся. Так что очень глупо чувствовать себя виноватой, словно я сделала что-то плохое.
- Как девочки? Что Бланш? - спрашивает Гвен. - Нравится ей работать у миссис Себир?
- Да. Хотя, я думаю, она до сих пор жалеет о том, что мы не уехали с острова. Бланш недавно ходила на танцы в Ле Брю. Там были немецкие солдаты и наши девочки.
- О, - все, что сказала Гвен, переваривая мои слова.
Четкая морщинка пролегла у нее на лбу. Я чувствую, что между нами что-то изменилось, будто между камней пробился росток сорняка.
А потом она пожимает плечами и неловкий момент исчезает.
- Ну, молодым людям нужно жить дальше. - Я знаю, что Гвен этого не одобряет, но делает некоторые поблажки ради Бланш. - Им трудно... половина мужчин уехали с острова, кругом дефицит, в магазинах нет новых нарядов... Слушай, я кое-что тебе принесла. - Она вытаскивает из сумки лист бумаги, на котором написан рецепт макаронного пирога. - Он не очень вкусный, но по крайней мере, сытный.
Я благодарю ее. Слишком усердно. Думаю, мы обе рады сменить тему.
Звякает колокольчик; мы оборачиваемся и видим двух вошедших людей - немецкого солдата в сопровождении местной девушки. Она мне знакома, училась в одной школе с Бланш, только в параллельном классе. У нее лицо сердечком и волосы цвета карамели. И в отличие от большинства из нас, она при макияже: персиковая помада и светлая пудра. Когда они садятся, юноша тянется через стол и берет ее руку в свои.
Гвен покачивает головой.
- Как она может? - говорит она едва слышно. - Как она может?
Я сижу молча.
- Я хочу сказать, быть вежливым - это одно. Они ведь тоже люди. И я могу понять, что Бланш хочется ходить на танцы. Я имею в виду, молодым людям нужно развлекаться... - Она пытается очертить границу доступного, хочет сказать: «Вот это хорошо, а это недопустимо». - Но это... Этого я точно не понимаю... Это зашло слишком далеко. Я имею в виду, когда уже все слова сказаны и поступки совершены, мы ведь враги с ними. Они бомбили нас. Я просто не понимаю, как она после этого спокойно спит.
Я сижу молча.
Думаю про себя: «Что сказала бы Гвен, узнай о нас с капитаном Леманном? Хотя ведь нет ничего такого, что про нас с капитаном Леманном можно было бы сказать».
- Вив, ты точно в порядке? - Ее глаза блуждают по моему лицу. - Ты как будто не в себе.
- Я в порядке, Гвен. В порядке.
Глава 24
Оставляю велосипед у стены дома. Мои пальцы окоченели и онемели от того, как я держалась за руль. Воздух сегодня очень холодный, скоро зима. Растираю руки и чувствую, как в пальцы впиваются иголочки, когда к ним приливает кровь.
Чувствую облегчение от того, что в мое отсутствие не случилось ничего плохого. Милли играет наверху, а Эвелин крепко спит в своем кресле. Вытаскиваю продукты из велосипедной корзины. Хлеб, свинина, поднос с саженцами. Меня на краткое мгновение охватывает триумф от того, что я все еще могу прокормить свою семью. Слышу, как позади меня открывается калитка.
На пол ложится тень.
- Добрый день, миссис де ла Маре.
На пороге моего дома стоит капитан Леманн.
Испытываю некоторое удивление, словно за время его отсутствия я забыла, как он выглядит.
- Давно вас здесь не видела, - говорю я. А про себя думаю: «Эта фраза предполагает, что я искала его». Чувствую, как кровь приливает к лицу.
- Был в отпуске. Ездил в Берлин, - отвечает он мне.
- О.
Вспоминаю кинохроники из Берлина: военные парады, речи Гитлера, одновременно абсурдные и леденящие душу. И в тоже время я думаю о тех, кто ждет его в Берлине: жена, сын. Ощущаю жгучее любопытство. От этих мыслей я испытываю противоречивые чувства.
- Я привез немного шоколада, - говорит он. - Купил на обратном пути в магазине шоколада в Шербуре.
Он протягивает его мне. Это молочный шоколад «Suchard» в обертке василькового цвета с золотым тиснением. Один только вид обертки действует чарующе. Представляю, каково это будет, развернуть ее и съесть - изысканный шелест серебристой фольги, сладость во рту.
- Возьмите. Это вам, - говорит он.
Я отрицательно качаю головой. Мне кажется, я чувствую запах шоколада сквозь обертку. Или, может, это просто воображение разыгралось, как бывает, когда ты чувствуешь в чем-то недостаток, когда к чайному столу у тебя всего лишь безвкусное печенье из заменителя муки. Мой рот наполняется слюной, я сглатываю. Капитан смотрит на мое горло, понимаю, что он заметил.
Я краснею от стыда, испытывая в некотором роде смущение.
- Думаю, вы любите шоколад, миссис де ла Маре, - говорит он.
- Да кто же не любит шоколад, - неопределенно отвечаю я.
- Так почему вы не берете его? - спрашивает Леманн.
- Спасибо, но я не могу. - Я говорю очень тихо, чтобы не разбудить Эвелин. От этого наш разговор становится более интимным, такого не должно быть. - Я уже говорила вам прежде, когда отказывалась от кофе.
- Но это такая мелочь... сказать «нет» шоколаду.
- Это все, что в моих силах, - мелочи, - говорю я. Вспоминаю, что говорил Джонни. Всегда есть что-то, что можно сделать. Может, всего лишь какую-то мелочь. Ты должен делать то, что в твоих силах.
- Миссис де ла Маре, никто не умрет от того, что вы примете от меня небольшой подарок, - говорит он. - Никакого риска.
Он стоит слишком близко ко мне. Вспоминаю, как он согнал с моего рукава осу. Приятное ощущение проходит сквозь меня.
- К тому же вы уже брали у меня сигарету, - говорит он. - Что изменилось?
- Мне и сигарету не стоило брать.
Он задумчиво смотрит на меня.
- Если вы не хотите взять шоколад себе, отдайте его детям. Это уменьшит ваше чувство вины? - говорит капитан.
Я протягиваю руку и забираю шоколадку.
Он выдыхает с облегчением, словно он рад. Стараюсь не думать об этом: разве моя уступка что-то значит, почему для него настолько важен этот подарок?
Глава 25
Уношу шоколадку на кухню, разворачиваю обертку и несколько секунд вдыхаю сладкий аромат. Отламываю два кусочка для себя и откладываю на блюдце. Решаю отдать Милли и Бланш их долю после чая, когда они уже не будут голодны и не съедят его очень быстро.