Но я не могу ничего придумать, ничего умного, о чем можно было бы поговорить.
- Вы всегда любили рисовать? - задаю вопрос я.
Слишком очевидно. Вопрос звучит высокопарно, наивно. Но капитан отвечает на него со всей серьезностью.
- Не всегда. Когда я был ребенком, рисовал постоянно, но потом это стало лишь хобби. Я снова стал рисовать совсем недавно, после того, как мне исполнилось сорок. Мне захотелось, чтобы был какой-то кусочек времени, принадлежащий лишь мне. Я подумал, если не начну сейчас, не начну уже никогда.
Значит ему сейчас чуть за сорок. Я чувствую, насколько мы старые. Мы оба. Как много мы повидали в жизни.
- Странное ощущение, когда взрослеешь, - говорю я. - Все не так, как ты предполагал.
Он вопросительно смотрит на меня.
Не уверена, почему я произнесла именно это. Стараюсь объяснить.
- Мне самой скоро сорок. Порой мне кажется, что я до сих пор жду, когда же начнется жизнь. - Я говорю медленно, тщательно подбирая слова. - Я так долго жду. Жду, когда Милли пойдет в школу, чтобы у меня появилось немного свободного времени. Жду, когда вернется Юджин... - Замолкаю и думаю, почему я вспомнила о нем? Потому что должна была? Скучаю по нему? - Жду, когда закончится война... Но жизнь не ждет, она утекает сквозь пальцы, просто утекает... Это звучит глупо, да? Уверена, что глупо.
- Нет, не глупо, - отвечает капитан.
- Вы когда-нибудь чувствовали что-то подобное? Нет, конечно же, нет. У мужчин все по-другому, да?
- Может, и нет, - говорит он.
- Я иногда завидовала тому, что мужчины больше делают, чем ждут. Иногда я чувствую, что реальные вещи проходят мимо меня. Как будто меня вытолкнули на обочину жизни. А иногда я завидую Юджину... завидую тому, что он воюет на фронте.
- Вероятно, война совсем не такая, какой вы ее себе представляете, - говорит он мне. - В большинстве своем, война - это ожидание. Ожидание того, как уходит жизнь. - У него на лице появляется кривоватая улыбка. - Хотя и кое-что хорошее в ней есть...
Его карандаш зависает над страницей.
- Вивьен, я рисую ваши губы, поэтому некоторое время вам придется помолчать, - говорит капитан. Он снова смотрит на бумагу. - Верхнюю губу.
Я вдруг очень начинаю переживать за свои губы. Лицо горит. Уголок рта дергается. Не замечала подобного раньше. Гадаю, видит ли он.
Он смотрит на мои губы и молча рисует. До мельчайшего слышны все звуки в комнате: бьется о лампу мотылек, потрескивает камин. Мне они кажутся очень чистыми и опасными.
Наконец, он откладывает карандаш.
- Уже можете посмотреть, что получилось, - говорит мне капитан.
Встаю и подхожу к нему. Он поднимается и кладет рисунок на пианино, чтобы я могла посмотреть. Чувствую, что он нервничает, ему интересно, что я скажу.
- Это просто набросок, эскиз. Грубовато получилось, - говорит он.
Но я вижу, что он весьма самокритичен. Рисунок не грубый, все очень точно. Могу сказать, что капитан все подмечает: родинка на подбородке, морщинки на лбу, своенравные волосы, выскользнувшие из-под заколки и обрамляющие мое лицо. Он видит меня такой, какая я на самом деле. Губы на рисунке выглядят полными, но они такие и есть, хоть мне это и не по нраву. Я завидую женщинам с маленьким ртом, их губы, словно бутоны. Задумываюсь над тем, что, может, я ошибаюсь на его счет, и он вовсе не в восторге от меня. Я была бы рада некоторой лести с его стороны.
- Очень точно, - говорю я.
- Кое-что, да, - отвечает он. - Но вот эту часть я изобразил неверно. - Он дотрагивается до бумаги одним пальцем, проводя по моей нарисованной щеке. - Я старался, но уловить не смог. Эта часть вашего лица очень мила. Вот этот изгиб.
Он отводит руку от бумаги, дотягивается до моего лица и медленно проводит пальцем по моей щеке. От его прикосновения все слова испаряются. Мы стоим так некоторое время - его палец касается моей кожи. Жар его тела волной пробегает по моему.
Капитан опускает руку и делает шаг назад. Я не вынесу этого, не вынесу того расстояния, что между нами теперь.
- Могу я забрать рисунок? - спрашиваю его. Хочу, чтобы у меня осталось что-то от этого вечера, от него самого. Мой голос кажется мне таким далеким.
Он удивлен. Ему приятно.
- Да, конечно. Да.
Протягивает рисунок мне.
- Я должен идти, - говорит он. - Спасибо вам.
- А ваш бренди?
Я беру в руки бутылку.
- Оставьте. Это вам. Но, может, я зайду еще раз и мы вместе его выпьем?
- Да... Послезавтра... вы можете зайти послезавтра.
Он слегка вздыхает, слыша эти слова. Хотя слова ничего не значат, все было решено, когда он коснулся меня.
Я прячу бренди подальше в шкаф, где никто не найдет бутылку. Рисунок убираю в одну из своих книг со стихами. Я все еще чувствую то место, где находился его палец, словно моя кожа ожила.
Глава 33
Достаю книгу, которую мне отдала Энжи.
- Это подарок миссис ле Брок, - говорю я Милли.
Она прижимается ко мне. Ей нужно помыть волосы. Вдыхаю запах ее волос, в котором намешано много разных ароматов.
- Отлично, тогда почитай мне, мамочка, - говорит она.
Открываю книгу.
Она хмурится.
- А картинок-то нет, - говорит она.
- Нет. Они будут появляться в нашем воображении...
Меж страниц все еще лежит веточка стальника. Милли забирает ее и осторожно держит большим и указательным пальцами.
Начинаю с первого рассказа.
- Жил да был на Гернси человек, который поплыл на лодке на Сарк[3]...
Милли рада. На ее лице расплывается улыбка.
- Мы там уже были, да, мамочка? Мы уже ездили на Сарк, - говорит она.
Вспоминаю, как одним летним днем мы плыли на лодке. Это было до того, как ушел Юджин, до того, как началась война. Мы взяли с собой сэндвичи и домашний лимонад. Сарк - небольшой тихий остров, где нет никакой техники, нет машин. Место глубоких, необыкновенных улочек, лежащих между нависающих живых изгородей, с любовью ухоженных садов, полных цветов. Там обитают большие птичьи колонии: на рифах, на шельфе, на Летаке и Лес Отелетс. Птицы взлетают, словно белый дым клубится вокруг. А шум от них улетает далеко в море.
Милли очень внимательна... гордится тем, что знает то место, о котором идет повествование.
Продолжаю читать.
- Мужчина был отличным стрелком и планировал добыть чего-нибудь на обед. Он уселся на скале над Хавр Госселин, откуда и увидел стаю диких уток, летящих в форме идеального круга. Его оружие, казалось, не причиняло им никакого вреда.
Взгляд Милли стал задумчивым.
- Как ты думаешь, это были какие-то неправильные утки? Они были волшебными, мамочка?
- Да, я думаю, они были волшебными.
Она довольно вздыхает, удовлетворенная тем, что сказка о чем-то сверхъестественном. Она рассеянно проводит засохшим цветком по лицу.
- Вернувшись на Гернси, мужчина пошел к белой ведьме, колдунье, чтобы посоветоваться с ней.
Хочу объяснить ей, но Милли кивает. Слово «колдунья» ей знакомо.
- Колдунья сказала охотнику, чтобы он стрелял по уткам особенными пулями - серебряными, на которых изображен крест. Мужчина поплыл обратно на Сарк и снова уселся над Хавр Госселин. В спокойном воздухе за краем обрыва опять летели утки, выстроившись в идеальную окружность. Мужчина выстрелил серебряной пулей. Она попала в одну из уток, но не убила, а лишь ранила в крыло.
Возвращаясь домой, мужчина заметил среди других островитян девушку. Она была бледна, вся тряслась. И у нее была ранена рука.
Глаза Милли сияют. Она знает, что происходит в подобных сказках: ослепительные превращения - вещи становятся не тем, чем казались ранее.
- Это она, да, мамочка? Девушка - это та самая утка, которую он подстрелил. Она умеет колдовать и превращаться в утку...
- Да, я думаю, ты права, - отвечаю я.
Но я прислушиваюсь к ней лишь наполовину. Эта сказка задела во мне что-то, чего я не могу объяснить или выразить. Я так живо представляю себе картинку: маленькая лодка, серое море, серое небо, черные волосы девушки и ее бледное, напряженное лицо; девушка дрожит от боли, а по ее руке струится яркая кровь.
3
Сарк (англ. Sark, фр. Sercq, сарксский Sèr или Cerq) - небольшой остров в юго-западной части Ла-Манша, является одним из Нормандских островов, частью коронного владения Гернси.