Милли стреляет в меня взглядом соучастника. Я предупреждающе хмурюсь. К моему облегчению, она не пытается оправдаться.
- Я уже иду спать, бабуля, - послушно говорит она.
- Возвращайся наверх, - обращаюсь я к Эвелин.
Но она продолжает стоять неподвижно.
- Вивьен, у тебя грязные руки.
- Да, я делала уборку.
Она не удовлетворена. Между глаз в форме лилии собираются едва заметные морщинки недоумения.
- Вивьен, здесь кто-то был. Пахнет по-другому. Я чувствую.
- Не беспокойся, Эвелин. Это ничего не значит.
- Кто-то здесь был. Посторонний. Не из нашего дома.
- Нет, Эвелин. Посторонних здесь не было.
- Это один из твоих друзей, Вивьен?
- Да, один из моих друзей. Не беспокойся.
- Ты и твои друзья. Приходят, уходят. - Эвелин неодобрительно качает головой. - Неужели нельзя немного пожить в тишине?
- Сейчас настали не совсем тихие времена, - туманно отвечаю я.
Отвожу ее обратно в комнату и подаю Библию. Но она слишком устала, чтобы читать. Эвелин ложится в кровать, а я, словно ребенку, подтыкаю ей одеяло. На подушке ее голова кажется такой маленькой. Кожа под пушком седых волос розовая и беззащитная. В глазах блестит отражение ночника. Она глядит мне за спину, а я гадаю, что же она там видит.
Задумываюсь над тем, каково это - быть такой старой, как Эвелин. оглядываться назад, гадать, правильно ли сделан выбор. Вспоминаю слова Покаяния. «Мы оставили недоделанным то, что должны были, И сотворили то, чего не должны...»
Мне интересно, о чем в конце жизни сожалеешь больше: о том, что не сделал... или о том, что сделал что-то, чего не должен был делать.
Выключаю ночник и выхожу из ее комнаты.
Глава 61
- Вивьен. - Рут Дюкемин тепло мне улыбается. - Рада вас видеть.
Но мне кажется, что она встревожена, гадая, что меня привело. Ее мягкие глаза, полные вопросов, зеленые, словно папоротник-листовик, покоятся на мне. Она пробегает рукой по растрепанным волосам.
Рут ведет меня на кухню, стены которой увешаны насыщенными, задорными детскими рисунками. «Харрикейны» и «спитфайры»[5]. Все совсем по-другому, когда у тебя мальчишки. Милли рисует котят и принцесс с ленточками.
На краткий миг, как бывает порой, меня посещает мысль, что я хотела бы иметь сына. В комнате стоит запах хозяйственного мыла. На плите стоит кастрюля, в которой кипятятся полотенца; пузырчатая пена стекает по ее бокам. Рут шевелит содержимое деревянной ложкой.
- Мне нечего вам предложить. Разве что воды, - говорит она. - Простите.
- Воды достаточно, - отвечаю я.
Сажусь за отлично выскобленный стол. Она наполняет два бокала водой из-под крана. Не знаю, с чего начать.
- Я насчет Симона... вернее Милли и Симона.
- Я так и думала. - Она печально улыбается. - С Симоном всегда так, никогда нельзя быть уверенной, что он выкинет в следующий момент. Знаете, я очень люблю своих мальчиков, но с девочками таких проблем нет. Иногда я очень завидую тем матерям, у которых девочки.
- Я совсем не имею в виду ничего плохого, - быстро говорю я, желая ее успокоить. - Просто я кое-что узнала... - Потом добавляю, когда вижу, с каким нетерпением она на меня смотрит: - Симон для Милли очень хороший друг. Они такие милые, когда вместе.
- Симон любит Милли, - говорит Рут.
Ее голос робкий, неуверенный. Она стоит в струящемся свете, падающем на нее сзади из окна. Рут словно растрепанный, встревоженный ангел с золотистым ореолом волос.
- Он говорил вам, чем они занимаются? - спрашиваю я.
- Он никогда мне ничего не рассказывает, - улыбается Рут. - Только то, что собирается жениться на Милли.
- Он говорил вам о призраке?
Она стоит совершенно неподвижно. Улыбка испаряется с ее лица.
- Нет, не говорил.
- Милли все твердила о призраке в сарае мистера Махи, - объясняю я. - Там они встретили призрака.
Глаза Рут широко распахиваются. Она сразу все понимает и резко садится за стол.
- И вы ходили посмотреть на этого призрака, коим он не оказался? Это был один из тех бедолаг? - говорит она.
Я киваю.
Вижу, как по ее лицу пролетает любопытство и страх, и даже некоторое удивление.
- Они подружились с ним. Таскали ему еду, - говорю я.
- О Господи. Я и понятия не имела... О Господи. Мне пришлось отругать Симона, потому что замечала, что пропадает хлеб. Но я думала, он сам его съедает. - Она выглядит виноватой. - Мне не следовало его ругать... если бы я только знала. Я чувствую себя такой ужасной. Он пытался сделать что-то хорошее, а в ответ получал лишь шлепки...
- Я сказала Милли, чтобы они так больше не делали. Попросила, чтобы она сказала об этом и Симону. Я сама сейчас кормлю этого человека. Для детей это небезопасно.
На ее лицо набегает тень.
- Но и для вас тоже, - говорит Рут. Она перегибается через стол и касается моей руки теплым пальцем. - Будь осторожна, Вивьен. Я хочу сказать, разве в соседнем доме не обитают немцы? Симон мне рассказывал.
- Да.
- Будь осторожна. Ради Бога...
До меня доходит, что она предупреждает меня так же, как я когда-то Джонни. От этой мысли по коже пробегает легкий озноб.
- Сделаю все возможное, - непринужденно отвечаю я.
- Спасибо, что пришли, - говорит Рут. - Я поговорю с ним. Если честно, я очень расстроилась, увидев вас здесь. Подумала, вы скажете, что не хотите, чтобы дети больше играли вместе. - Она рассеянно пробегает рукой по ореолу золотистых волос. - Сердце Симона было бы разбито.
- Что ж, все хорошо...
- Я никогда не знаю, что он выкинет, - говорит она. - Он одно время дружил с Дженни ле Пейдж. Она всегда выглядела красиво, а однажды умудрилась упасть в кучу сажи и измазать свое воскресное платье. - На лицо Рут пробирается легкая насмешка. - Он пытался отстирать ее платьице водой из-под крана. Конечно, ничего у него не получилось. Ее мама больше не разрешила им играть вместе.
- Мне нравится, что они играют вместе, - говорю я.
- Знаете, - задумчиво говорит она, - я немного горжусь ими, а вы? Что пытались хоть так, но помочь. Сердца у них там, где надо. Мы старались, чтобы Симон вырос добрым. Это лучшее, что мы можем, разве нет? В мире и так много ужасных вещей. Все, что ты можешь, быть добрым... Вивьен будь осторожна.
Глава 62
Он ждет меня и встает, когда замечает.
- Вивьен, вы пришли.
- Да. - Кладу свою руку на его. - Конечно.
Мы молча идем по полям в Ле Коломбьер. Сегодня какой-то оперный закат: небо окрашено в пурпур и позолоту, но в лесу и возле изгороди собирается тьма.
Кирилл умывается, моет руки в раковине и ест суп, который я приготовила. Мы с Милли сидим рядом.
Когда он почти доедает вторую порцию, то запрокидывает голову назад и выпивает все до последней капли. Потом, глубоко вздохнув, отставляет тарелку.
- Спасибо. Спасибо, Вивьен.
Зажигаю две сигареты, одну отдаю ему. На разговоры остается мало времени, он скоро уйдет.
- Откуда вы родом, Кирилл? Где ваш дом? - спрашиваю я его.
- Далеко, - отвечает он. - Моя страна называется Беларусь. Она граничит с Россией. Возможно, вы о ней слышали?
Я не слышала, но было бы невежливо в этом признаться. Киваю.
- Я жил в деревне. Она мне постоянно снится.
Некоторое время мы сидим молча, на нас падает отблеск заката. На краю тишины слышны звуки: насекомое с прозрачными крылышками у окна, настойчивое тиканье часов.
- Расскажите нам о вашей стране, - прошу я.
- В лесу очень много берез. - Он говорит медленно, подыскивая слова. У него все тот же странно высокий голос. - Березы и маленькие речушки. Там очень тихо. Наши дома сделаны из дерева, а на крышах домов гнездятся аисты. - Его глаза смотрят куда-то вдаль, словно он видит то, о чем рассказывает. - Там мое сердце.
5
"Хоукер Харрикейн" (англ. Hawker Hurricane) — британский одноместный истребитель времён Второй мировой войны, разработанный фирмой Hawker Aircraft Ltd. в 1934 году.
«Супермарин Спитфайр» (англ. Supermarine Spitfire) — английский истребитель времён Второй мировой войны.