Джонни кивает:
- Никто не должен знать. Ни Бланш, ни Милли - никто. Так будет безопаснее для всех.
- Да, конечно.
Его горящий взгляд останавливается на мне.
- Так вы сможете это устроить, тетя Вив?
Я думаю об опасностях, которые подстерегают нас - мою семью, Джонни - и расходятся, словно круги на воде в том месте, где в пруд бросили камень. Но потом я вспоминаю Кирилла: он пришел, чтобы найти меня.
- Да, смогу.
- Спрячьте его на ночь, а первым делом утром я уже буду у вас. Мне нужно взять лошадь и повозку: этот трактор на последнем издыхании. Я найду что-нибудь, чтобы накрыть его. Я буду у вас, как только смогу. Обещаю.
И вдруг все это становится реальным. Весь ужас, который я отгоняла, сжимает мою грудь так, что невозможно вздохнуть.
- Я сейчас же отправлюсь встретиться со своим связным. - Неожиданно лицо Джонни расплывается в усмешке. - А вы, оказывается, темная лошадка, тетя Вив. Никогда бы не подумал про вас такое. Что ж, это хорошо.
По пути домой мне постоянно хочется оглянуться. Как в те летние деньки, еще до оккупации, когда мы с девочками шли по перешейку с острова Лиху и нас преследовал страх, что вода нас догонит.
Глава 71
В спальне достаю из гардероба вещи Юджина: брюки, пару льняных рубашек, ботинки из толстой кожи. Взяв одежду в охапку, иду к лестнице рядом с комнатой Бланш. Она ведет на чердак.
Слышу, как за спиной открывается дверь. Из своей комнаты выходит Эвелин. У меня внутри все обрывается. Не хочу придумывать объяснения для нее.
Эвелин пристально смотрит на одежду и обувь в моих руках.
- Что ты делаешь, Вивьен?
- Ничего... не беспокойся.
- Вивьен, зачем тебе его одежда? Он возвращается?
- Нет, не сегодня. Я просто разбираю вещи. Навожу порядок в гардеробе. Освобождаю место.
Кажется, она меня не слушает.
- Он возвращается домой, да, Вивьен?
Неожиданно ее лицо оживает в отчаянной надежде. Меня охватывает печаль. В последнее время это часто происходит: Эвелин постоянно заново сталкивается с жестокостью жизни и ужасным осознанием отсутствия сына.
- Нет. Юджин пока не возвращается. Он все еще далеко, Эвелин.
- Ты говоришь правду?
- Да, конечно. - Говоря это, я чувствую вину за столько вещей. - Мне очень жаль, Эвелин.
С колотящимся сердцем жду внутри сарая. Кирилл опаздывает, и я начинаю думать, что, возможно, он уже умер. От этой мысли маленькая постыдная часть меня, забившаяся, словно мышь, в дальнем уголке разума, испытывает облегчение. Потому что, если бы он не пришел, мне не нужно было бы всего этого делать.
Слышу шарканье за спиной и оборачиваюсь. Кирилл здесь. Он так слаб, что едва может идти. Беру его за руку, чтобы помочь. Стоит прекрасный летний вечер, и солнце еще немного пригревает, но Кирилл дрожит. Мы идем по полям, переходим дорогу, стараясь держаться в тени. Кирилл двигается так медленно, что мне кажется, мы идем целую вечность. Я позволяю себе выдохнуть, только когда закрываю за ним заднюю дверь дома.
На кухне сажаю Кирилла за стол. Его взгляд кажется затуманенным и отстраненным. Насколько все это: моя комната, наши планы - реально для него? Может, настоящее ускользает от него, а мир становится иллюзией, исчезающим местом, наполненным туманом и воспоминаниями? Или, может, все происходящее кажется ему сном?
- Кирилл, ты не изменил своего мнения? Ты еще хочешь бежать? Ты готов рискнуть? Я должна быть уверена.
Он пытается заговорить, но его сотрясает кашель, лишая сил.
- Да, - произносит он, кашляя, выдавливая слова, как будто не смея упустить момент. - Да.
Кашель прекратился. Кирилл кладет голову поверх сложенных на столе рук, словно она слишком тяжелая и он не может держать ее прямо.
- Тогда вот, что мы сделаем. Сегодня ночью ты можешь остаться здесь. Будешь спать на чердаке, - говорю я.
- Спасибо, Вивьен.
- Утром за тобой придут и заберут тебя в безопасное место. До тех пор, пока тебе не сделают документы. После этого ты станешь жить здесь, как местный. Мы найдем тебе жилье.
Кирилл сжимает мою ладонь.
- Спасибо, - говорит он. - Спасибо.
Когда он сыт и вымыт, отвожу его на чердак. Сердце колотится у меня в горле, но в доме тихо: девочки в своих комнатах, Эвелин крепко спит.
На чердаке уже все готово. Я поставила старую раскладушку и застелила ее теплыми одеялами, принесла одежду Юджина, свечу и воду, чтобы можно было попить ночью.
Увидев это, Кирилл тихо вздыхает, как будто наконец-то может дышать свободно.
- Спасибо за вашу доброту, - говорит он.
Закрываю за собой дверь на чердак. Меня охватывает чувство триумфа: мы столько сделали. Сегодня я смогу присмотреть за ним, и ему не придется возвращаться в этот адский лагерь. Я знаю: то, что Кирилл здесь, в моем доме, - правильно. Это ощущение окатывает меня теплом, как лихорадка.
Я спускаюсь в спальню и готовлюсь к приходу Гюнтера: расчесываю волосы, наношу на кожу немного духов, которые он подарил мне. Слышу знакомые скрипы и шорохи дома, когда он затихает и словно готовится ко сну. Но в следующую секунду робкое чувство триумфа покидает меня. Ладони внезапно намокают от пота, и щетка для волос выскальзывает из руки. Даже находясь внизу, в своей спальне, я слышу кашель Кирилла.
В десять часов Гюнтер стучит в дверь.
- Вивьен.
Он всегда произносит мое имя так, словно отвечает на вопрос.
Веду его в свою комнату.
Гюнтер целует меня, но отстраняется, слегка нахмурившись и вглядываясь в мое лицо.
- Что такое? - спрашивает он.
- Ничего.
Он не убежден.
- Ты кажешься взволнованной, дорогая. Расскажи мне, в чем дело.
- Ни в чем. Правда. Все как обычно. - Я хватаюсь за первое объяснение, которое могу придумать. - Просто надо накормить всех. Нам не хватает продуктов...
- Я посмотрю, что смогу сделать.
Он снова целует меня.
Я пытаюсь расслабиться, но это невозможно. Такое чувство, что я балансирую на опасной грани - на узком высоком уступе, а вокруг меня опасно свистит ветер.
- Тебе было хорошо? - обеспокоенно спрашивает меня Гюнтер после.
- Да, очень хорошо. С тобой всегда хорошо.
Я лежу, устроив голову у Гюнтера на плече, и слышу, как Кирилл начинает кашлять. Мысленно приказываю ему перестать, но кашель продолжается бесконечно. Очень сложно не вздрогнуть, когда я его слышу. Для этого требуются все силы.
Гюнтер хмурится, прислушиваясь.
- У твоей свекрови ужасный кашель, - говорит он.
- Да, ей очень плохо.
Ненавижу лгать ему.
- Я вижу, как это тебя беспокоит. Ты очень напрягаешься, когда она кашляет.
- Да, она такая слабая...
- Не хочешь, чтобы Макс зашел осмотреть ее?
- Лучше не надо.
Вокруг меня завывает ледяной ветер. Только не смотреть вниз.
- Макс будет не против.
- Да, я знаю. Он был так добр к Милли, когда она поранилась... Просто... Не думаю, что Эвелин примет его помощь. Она слишком правильная. Она сочтет это слишком вольным и не одобрит.
- Что ж, если ты уверена. Но предложение остается в силе. Я знаю, что он был бы рад помочь ей.
Несколько секунд мы оба прислушиваемся к кашлю. Гюнтер издает недовольный горловой звук.
- Звучит очень плохо, - говорит он. - Ее нельзя оставлять в таком состоянии. Нужно ей помочь.
- Да, я найду помощь.
Впервые за время нашей связи я жду не дождусь, когда же он уйдет.
На улице все еще темно, когда он, вздрогнув, просыпается. Провожаю его вниз по лестнице и стою на пороге, глядя, как он уходит. Двор залит серебристым светом луны, но у края дороги залегли густые тени. На фоне гравийной дорожки силуэт Гюнтера кажется черным, так что он и его тень составляют единое целое.