Шум двигателя приближается. Слишком быстро для трактора. Звук обрывается скрипом тормозов по дороге прямо у моих ворот. Слышу, как скрипят шаги по гравию. Они направляются к моему дому. Много шагов.
Громкий стук в дверь эхом разносится в тишине дома. Сердце замирает в груди. Иду открывать.
Мужчина, который стоит за дверью, одет в коричневую форму «Организации Тодта». Он невысокий, упитанный, серьезный. На нем очки в тонкой металлической оправе, за стеклами которых холодные светлые глаза. Позади него еще трое мужчин из ОТ. У всех на рукавах красные повязки со свастикой.
- Миссис де ла Маре?
- Да.
Мне кажется, что все вокруг нереально, как будто я парю высоко над собственным телом. Как будто сейчас в моей груди бьется чужое сердце.
- Я собираюсь обыскать ваш дом, - говорит мужчина. У него сильный акцент, но я прекрасно понимаю. - Вы должны выйти из дома. Вы и все остальные, кто живет здесь.
Я бросаюсь в гостиную.
- Милли, выйди во двор.
Услышав мой голос, она слушается без разговоров. В ее руке по-прежнему зажата одна из картонных кукол.
Эвелин не двигается с места.
- Нам нужно немного посидеть во дворе, - говорю я.
Она озадаченно смотрит на меня.
- Не понимаю зачем, Вивьен. Мне и здесь вполне удобно.
- Мы должны. Нам приказано. Сейчас.
Эвелин хмурится:
- Что ж, кто бы это ни был, им придется подождать. Им следует знать, что я не люблю, когда меня подгоняют. Пусть проявят хоть немного уважения.
Я резко поднимаю ее на ноги. Эвелин идет со мной, но неохотно, тяжело опираясь на мою руку. Сажаю ее за стол в тени груши. Она сердито смотрит на солдат.
- Что делают эти люди, Вивьен?
- Они пришли просто осмотреть дом. Нам нечего бояться, - вру я.
Эвелин сидит на самом краешке стула, ее спина прямая и тонкая, как стебель цветка. Когда я вытянула ее из кресла, ее блузка немного распахнулась, так что стало видно кружевную отделку комбинации. Мне неловко за нее, но, если я подойду и начну застегивать ее блузку, она почувствует себя униженной. Так что приходится оставить все, как есть.
Я стою за спиной Эвелин и беру Милли за руку. Я больше не боюсь. Я хладнокровна, спокойна и сдержанна, но моя рука слишком сильно сжимает ладошку Милли.
Милли шипит на меня:
- Моя кукла. Ты ее помяла.
Она вырывает руку из моей ладони и пытается разгладить куклу.
- Она испорчена. А ты щипалась, мамочка.
Капитан наблюдает за нами. У него в руках пистолет. Он не направляет его на нас, но держит наготове. Остальные солдаты заходят в дом.
Все это время в моей голове звучит холодный и рассудительный, жуткий голос. Этот логичный и рациональный голос четко выговаривает каждое слово. Гюнтер слышал, как кто-то кашляет. Он видел меня с подносом еды, который я собиралась отнести кому-то. Он знал, что это не для Эвелин, потому что видел, что она сидела в кресле. Гюнтер знал, что у меня есть тайна...
Я слышу, как солдаты шарят по моему дому, распахивают шкафы, хлопают дверями. Я все еще ощущаю нереальность происходящего, словно наблюдаю за всем с высоты, но мое тело кажется очень хрупким, как картонная кукла Милли, как будто даже легкое дуновение ветерка может унести меня прочь.
Солдаты начинают с нижнего этажа. Я слышу, как они обыскивают кухню, затем идут в коридор; слышу, как меняются звуки, когда они переходят из комнаты в комнату; слышу, как их ботинки топают и стучат, поднимаясь по деревянной лестнице. Теперь это всего лишь вопрос времени.
Капитан все еще наблюдает за нами. Он стоит спиной к дому, так что я могу смотреть поверх его плеча. Я вижу стену своего дома, калитку, ведущую в огород, дорогу под сенью листвы. Вижу, как за спиной капитана из-за угла дома выскальзывает темный силуэт, протискивается в калитку и выбирается на дорогу.
Кирилл. Кажется, мое сердце остановилось. Меня охватывает весь сдерживаемый до этого страх. Должно быть, Кирилл спустился с чердака по лестнице и вылез через окно в комнате Бланш на крышу сарая. Он тихо пересекает дорогу, доходит до противоположной обочины и ступает в тень фруктового сада, сам становясь тенью.
Во мне зарождается нежданная отчаянная надежда, горячая и будоражащая, как лихорадка. Возможно, нам удастся избежать катастрофы. Возможно, Кирилл сумеет уйти.
Я отвожу глаза, не желая, чтобы капитан прочитал что-то по моему лицу. Но он, наверное, что-то слышит: шаги или тихое хриплое дыхание.
Он оборачивается, ругается на немецком и выбегает на дорогу.
Я прижимаю Милли к себе, закрывая ее глаза ладонью.
- Перестань, мне больно, - говорит она.
Она пытается вырваться, но я крепко держу ладонь у ее лица.
Кирилл продолжает идти под яблонями, не оглядываясь.
Капитан поднимает пистолет. Выстрел. Меня сотрясает этот звук. Кирилл падает. Он не вздрагивает, не спотыкается - он просто падает, как плод с дерева. Скорость, с которой все случилось, отсутствие сопротивления доказывают весь цинизм происходящего. Я вижу, где лежит тело Кирилла, такое неподвижное среди высокой колышущейся травы, как будто там бросили кучу одежды.
Капитан опускает пистолет и возвращается к нам. У него такой небрежный вид, словно для него это пустяк. Я вспоминаю, как однажды Гюнтер сказал: «Спустя какое-то время, убить очень легко». Вдруг слышу дрозда на груше: он, должно быть, пел все время. Но мне кажется, что все произошло в абсолютной тишине.
Рядом рыдает Эвелин, ее лицо залито слезами.
- О Боже, Боже, Боже...
Она пытается встать. Я кладу ладони ей на плечи.
- Эвелин, ты должна оставаться здесь.
- Но это Юджин. Они застрелили Юджина. - Она поднимает руку и вцепляется в мою ладонь. - Ты должна позволить мне пойти к нему, должна...
Я стараюсь заставить ее опуститься обратно на стул.
- Это не имеет отношения к Юджину, - говорю я. - Юджина здесь нет.
- Мой мальчик. Мой дорогой мальчик. - Слезы капают, оставляя на ее лице блестящие дорожки. Она слабо ударяет меня. - Ты должна отпустить меня к нему, Вивьен.
- Это не Юджин.
- Конечно, это Юджин. Я узнаю эту его рубашку где угодно.
Обнимаю ее одной рукой и молюсь, чтобы капитан не слышал.
Капитан убирает пистолет в кобуру, снимает очки и вытирает лицо рукавом: он плотный мужчина, и все усилия заставили его попотеть. Без очков его глаза кажутся слишком маленькими, как крохотные бледные камушки.
Слышу, как на кухне бьют часы. Время службы. В Сент-Питер-Порте опоздавшие торопливо рассаживаются на свои места. Бланш уже приготовилась, ее молитвенник открыт на покаянии: «Всемогущий и милосердный Отче, мы согрешили и уклонились от путей Твоих, подобно заблудшей овце...» Скоро пастор и певчие проследуют по нефу. Я думаю, цепляюсь за эти мысли.
Капитан надевает очки, достает сигарету, прикуривает. Его светлые глаза прикованы к моему лицу. У него странная манера курить: прикрывая сигарету согнутой ладонью. Он глубоко, задумчиво затягивается. Он никуда не торопится.
- Когда этот мерзавец пересек дорогу позади нас, - начинает капитан, - думаю, он вышел через заднюю дверь вашего дома, миссис де ла Маре.
- Он не мог, - говорю я. - Не мог. Зачем ему это?
- Возможно, вы мне расскажете.
- Я тут ни при чем. Я никогда его не видела.
Капитан подходит к двери дома и выкрикивает имя. Один из солдат выходит наружу. Капитан коротко говорит с ним на немецком. Солдат идет через дорогу в сад. Я продолжаю прижимать к себе Милли, стараясь не дать ей увидеть. Но она не хочет, чтобы ее держали, она колотит меня кулачками, отталкивая меня прочь.
Солдат берет Кирилла за ноги и тащит его по высокой траве, так легко, без усилий, как будто тело Кирилла ничего не весит. Мне невыносимо смотреть на это, но я заставляю себя. Я чувствую, что должна Кириллу хотя бы это, - смотреть. Думаю о том, что его тело намокнет от росы, и это меня беспокоит, словно влага может ему навредить.