— Пузик, — прошептала Леся и вдруг спросила, — а у тебя есть еще животные? Ну, чтобы знать, если они вдруг бросятся за нами?
— Нет, — мотнула я головой, — больше у меня никого нет… Ну, вернее есть козы, плотоядные куры, коровы и даже лошадь, но они точно не кинуться нас догонять. И не напугают нас своим поялвением.
— Ага, — довольно произнесла Леся, — значит мы уже можем идти?
— Ага, — отозвалась я. И, развернувшись зашагала в ту сторону, где взошло солнце. — Пузик, Правый, не отставайте!
— Гур! — завопил Правый, мол, когда это я отставал?! А Пузик просто затявкал и побежал следом, довольно скаля морду.
Шли мы долго. Если бы сейчас было лето, то мы бы, конечно, не мерзли и не тащили бы на своих плечах тяжелые одежды. Но мы давно умирали бы от жажды, горячее степное солнце высушило бы нас. Если бы сейчас была зима, мы могли бы взять санки и погрузить всю нашу поклажу. Но ноги тонули бы в снегу, и к тому же нас легко отследили бы по оставленным следам. Если бы сейчас была весна, то можно было бы идти налегке, не заботясь о пропитании, ведь весной степь изобильна как никогда. Но над нами клубился бы мелкий гнус, забиваясь и в глаза, и в нос, и в рот.
— Надо было взять лошадь, — пропыхтела я.
— Лошадь очень большая, — точно та же, слегка задыхаясь, ответила Леся. — я не смогла бы ее спрятать.
— Спрятать? — я наморщила лоб. Пытаясь разобраться в том, что имела в виду Леся. — Ты хочешь сказать, что ты что-то делаешь, чтобы нас не нашли?
— Ага, — выдохнула Леся и улыбнулась. — Я не много умею, господин выбрал меня слишком быстро. Но прятать себя магией учат в первую очередь.
— Кто учит?! — удивилась я. Наверное, я слишком устала, потому что ответ был вполне очевиден. Стоило бы только подумать. — Светлые?
Леся фыркнула, пытаясь сдержаться, но не смогла и захохотала.
— Нет, конечно, — отсмеявшись, тряхнула она головой. — Если бы светлые узнали, как много нам известно, то никогда не позволили бы нам быть вместе. Нет, мы сами… Темные женщины передают друг другу знания о нашей магии, и умения необходимые, чтобы выжить и не сойти с ума от всего этого.
— Но мне говорили, — начала я, пытаясь сказать, что мне известно о ранней смерти несчастных темных женщин. Но быстро поняла, насколько бестактно прозвучал бы мой вопрос. И замолчала.
— Что мы шлюхи и алкоголички? — ухмыльнулась Леся. — Это правда. Большинство из нас именно такие и есть. Понимаешь, очень сложно остаться другим человеком, когда все вокруг не считают тебя им. Сдаться и опуститься гораздо проще, и очень многие выбирают этот путь. Но есть и другие, хотя их гораздо меньше, — она улыбнулась. — Я выросла в бедной семье. У меня было одиннадцать братьев и сестер, и, когда родители уходили на заработки, вся эта орава оставалась на мне. Денег всегда не хватало, очень часто у моих родителей не было возможности даже накормить нас ужином. Но когда оказалось, что я темная, моя жизнь изменилась в лучшую сторону.
Она обернулась ко мне и рассмеялась, прочитав по моему лицу, насколько я была ошеломлена ее признанием. Нет, я понимаю, что прокормить столько детей очень сложно, и верю, что Лесе и остальным ее братьям и сестрам приходилось голодать. Но ее слова, что потом стало лучше, выбило меня из колеи.
— Как такое может быть? — не поверила я. — Баба Катя говорила, что светлые, пока везут темных в приграничные крепости, вовсю пользуются своим положением…
— Это правда, — кивнула Леся, — но тогда я впервые в жизни ела досыта и три раза в день. По сравнению с этим меркло все. — В ее голосе звучало что-то такое… то ли сожаление, то ли вина… — Тогда мне казалось, что это невеликая плата за возможность не быть голодной. И не вкалывать от рассвета до заката в поле и дома. И не видеть орды братьев и сестер, которые не оставляли меня в покое ни днем, ни ночью. Нас везли на телегах. И всю дорогу я либо ела, либо спала… ну, когда не была с солдатами. Они мне даже нравились, — вздохнула она. — Они улыбались мне, говорили какая я красотка. Они были гораздо ласковее всех, кого я тогда знала. И вино… оно было вкусным, а эффект от него забавным.
Мы немного помолчали, шагая вперед. За разговорами даже усталость будто бы пропала, а эмоции кипевшие внутри меня, передвигали гудящие от напряжения ноги, гораздо лучше, чем моя собственная воля.
— А потом, в приграничной крепости, я познакомилась в другими женщинами. Они-то и объяснили мне что к чему. Это пока мне хорошо, говорили они, а потом, когда обилие еды, выпивки и спокойного сна перестанет быть для меня высшей ценностью, я пойму, как много потеряла лишившись нормальной жизни. Не скажу, что я им поверила. Просто посмеялась. Мне казалось, что они просто не понимают, что такое голод. И бесконечная, непроходящая усталость. Я же никак не могла забыть. И тайком таскала хлеб из столовой, чтобы насушить сухарей про запас. Мне не верилось, что все и дальше будет так же хорошо, как сейчас.