Вдобавок к пульту Мариано оснастил гараж звукоизолированной кабиной для записи. Эта несложная конструкция – комнатка с фанерными стенами, обитой войлоком дверью и большим стеклянным окном – занимала добрую половину гаража.
Окно выходило на пульт, где Мариано установил двухкатушечную систему звукозаписи. В кабине стояло пианино, с потолка свисал микрофон с выдвижной подставкой, и оставалось еще немного места для небольшого аккомпанирующего джазового ансамбля.
Сестры Донателли предпочитали записывать свои песни осенью, поскольку весной и летом в кабине звукозаписи становилось невыносимо жарко, а зимой – слишком холодно. Но на этот раз Чичи было все равно, какое нынче время года, – здесь был Саверио, профессиональный певец, и нечасто случалось, чтобы солист гастролирующего оркестра согласился посетить «Студию Д», да еще и поучаствовал в записи песни незнакомого автора по имени «Ч. Ч. Донателли».
Саверио повернулся к Мариано:
– И вы записали это здесь? Вокал, инструментальное сопровождение, регулирование уровней, сведение – все?
– Да, прямо здесь, – заверил его Мариано. – Я записываю звук на ленту, потом отвожу в Ньюарк, в «Магеннис», и они нарезают нам пластинку.
– Масштабно! – Похоже, Саверио был по-настоящему впечатлен.
– Да нынче у всех в гаражах студии звукозаписи, – сказал Мариано.
– Не такие, как твоя, папа, – возразила Чичи.
– Просто у меня неплохие микрофоны, и еще я придумал, как звукоизолировать кабину.
– А как вам это удалось? – поинтересовался Саверио.
– Мне пришло в голову подметать пол на блузочной фабрике – около конвейера и в раскройном цехе, после работы там валяются никому не нужные лоскутки и остатки ниток. Так вот, оказалось, что каждый вечер набиралось довольно много этого добра. Я всё подбирал, относил домой, а Изотта набивала этими отходами полотняные мешочки, она их скроила из старых торб для муки. Потом я заполнил мешочками пространство между внутренней и внешней стеной, дюймов на шесть. Это сработало.
– Хочешь, запишем что-нибудь? Так, для смеха? – спросила Чичи у Саверио. – Что-нибудь симпатичное, где ты сможешь солировать?
– У меня нет с собой нот.
– Ноты не понадобятся.
– Ты предлагаешь мне спеть a cappella?
– Нет, я могу аккомпанировать тебе на пианино. Я написала одну песню…
– Ну все, начинается, – тихо сказала Люсиль на ухо Барбаре. – Он попался в ее сети.
– Ты ведь умеешь читать ноты? – уточнила Чичи.
– Ага.
– Тогда давай попробуем. – Чичи протянула Саверио ноты, аккуратно записанные от руки. – Будет весело, вот увидишь.
Она втянула Саверио в кабину вслед за собой, закрыла дверь и уселась за пианино.
– А ты умеешь играть?
– Ну, я сюда уселась, не потому что хорошо смотрюсь на этом табурете.
– Но ты действительно хорошо смотришься.
– Это неважно. Итак… – Чичи открыла ноты.
Саверио наклонился поближе:
– Что это?
– Песня.
– Кто-нибудь ее записывал?
– Никто. Пока что.
– Ее написала ты?
– Не можем же мы исполнять исключительно избитый репертуар.
– Действительно, никакого смысла, – усмехнулся Саверио. – Я-то просто зарабатываю этим на жизнь.
Чичи сыграла на пианино мелодию. В ней ощущался свинговый ритм.
– Как тебе? Она называется «Скалка моей мамаши».
– Шуточная, значит.
– Юмореска, – поправила Чичи.
– Скажите пожалуйста!
– Это похожий жанр! И вообще, автор сидит перед тобой, так что не издевайся.
– В шоу-бизнесе нет места для ранимых сочинителей, – ухмыльнулся он.
Она рассмеялась:
– Что ж, тогда я буду первой такой!
– Ну уж нет, второй – после меня.
Снаружи кабины Мариано слушал, как Саверио и Чичи перешучивались и поддразнивали друг друга. Барбара листала газету «Берген Каунти рекорд», а Люсиль за спиной отца расставляла в алфавитном порядке коробки с катушками пленки.
– Папа, она что-то задумала, – сказала Люсиль.
– Я за ней приглядываю. Просто она целеустремленная, в этом нет ничего плохого.
– Оппортунистка она, – поправила его Барбара, не отрывая глаз от газеты.
– Она умная, – возразил Мариано. – И в этом тоже нет ничего плохого. Связи в наши дни значат все.
– Это он за обед расплачивается, – сухо проронила Люсиль. – С процентами.
– Ну, я бы не был так уверен, – усмехнулся Мариано.
В кабине Чичи негромко наигрывала мелодию.
– Так, ты поешь за мужа, – скомандовала она, указывая на ноты.
– А ты за жену?
– Согласись, так будет разумно.