– Мальчик мой, я не пропустил бы этого зрелища ни за что на свете. Больше всего я люблю на рассвете отмораживать себе яйца и отбивать зад о спину лошади. Это очень полезно для души, хотя сомневаюсь, стоит ли ради нее жертвовать своим мужским достоинством.
Роберт невольно улыбнулся:
– Ладно, надо поторопиться с инспекцией этого строения и велеть людям разводить костер.
– Вот еще одна нелепость, – продолжал Мэтью, как будто Роберт не открывал рта. – Какого черта разводить костер, когда неподалеку прекрасный теплый дом? Имение, которое ты уверенно можешь называть своим.
Роберт покраснел до самой шеи и пожал плечами.
– Мне понравилась мысль провести на воздухе целый день, а для этого придется хоть раз приготовить пищу на костре.
Он ожидал взрыва, и Мэтью его тут же выдал:
– Целый день! Какого черта мы будем торчать здесь целый день?
– Я думал, мы посмотрим, что можно сделать с этой башней, а потом поохотимся на благо кухонной кладовки.
– Побойся Бога, мальчик, никогда еще не слышал такого вздора. Ты лжешь. Может, все-таки скажешь правду, раз уж решил заморозить меня до смерти?
– Это правда. – Роберт не решался посмотреть в глаза Мэтью и смущенно шаркал ногой, как напроказивший школьник.
Фырканье Мэтью было, можно сказать, изысканным выражением недоверия.
– Роберт, эти две недели ты как пчела в бутылке. Бегаешь от рассвета до заката, а иногда и дольше, хотя я не совсем в этом уверен, не могу следить за тобой все время, в моем возрасте требуется нормальный ночной сон. – Он понимающе прищурился. – Ясно как день, что ты отчего-то убегаешь. И сегодня дальше, чем обычно. – Мэтью остановился и положил руку Роберту на плечо. – Можешь по крайней мере сказать, что происходит?
Нежность в обычно резком тоне Мэтью разбила последний рубеж обороны Роберта. Он отвернулся и отошел на несколько шагов, невидящими глазами глядя на обломок камня.
– Старик, правда состоит в том, что я и сам уже не знаю, что происходит. – Он вскинул руки и повернулся. – Я запутался. Все так… сложно. Раньше было просто, чертовски просто. Я хотел иметь землю и титул и усеял трупами всю страну, чтобы их получить. – Он скривился в Горькой улыбке. – В этом деле я хорош. Никому не удавалось быть лучшим воином, чем я.
– Я всегда знал, что в душе ты не воин, – тихо сказал Мэтью. – Настоящий воин не считает войну убийством. А у тебя под ржавыми доспехами всегда скрывалась нежная душа.
– Поосторожнее бросайся такими словами, как нежность, старик, – скривился Роберт. – Кто другой мог бы вбить себе в голову идею доказать, что он далеко не нежный.
Мэтью пожал плечами.
– Если они могут зарубить старика, который говорит то, что им не нравится, надеюсь, у меня хватит ума не называть их нежными.
– В этом вздоре есть своя логика, которую я не решусь разгадывать. – Роберт отошел к одному из упавших камней и сел. Лицо опять стало серьезным. – Нежность это или нет, но я сделал то, что надо, и сделал чертовски хорошо. Вот так. Очень просто.
Мэтью поплотнее запахнул меха на худых плечах и тоже отыскал себе валун. Садясь на холодный камень, он поморщился, но смирился с тем, что придется ждать, когда он нагреется.
– Как я понимаю, теперь все стало не так просто?
– Да. – Роберт поднял лицо к серо-голубому небу. – Я получил то, чего всегда хотел, но мне этого мало. – Он бессильно сжал кулаки.
– А чего будет достаточно? – спросил Мэтью, уже зная ответ.
Черные глаза Роберта остановились на старом оруженосце.
– Я узнаю это, только когда увижу.
Мэтью присвистнул.
– Мальчик, это ты плохо придумал.
Роберту не надо было спрашивать, что имеет в виду Мэтью.
– Старик, ты и половину не знаешь. – Он вскочил и начал расхаживать.
Мэтью покачал головой и медленно поднялся.
– Ладно, мальчик, как я вижу, ты ухитрился превратить простую вещь в предельно сложную.
Роберт остановился и беспомощно пожал плечами.
– Сложности здесь всегда были, а я их унаследовал. Одну поборешь – на ее месте вырастет другая.
– Что же ты собираешься делать?
– Продолжать бегство, старик, пока не придет время обернуться и принять бой.
Они опять пошли в обход башни; Мэтью ласково сказал:
– Не принимай это за окончательный план, мальчик.
– Не буду, – мирно согласился Роберт, стараясь расслабить плечи. – По ходу дела буду улучшать и импровизировать. – Они помолчали, и вдруг на лице у Роберта появилась почти мальчишеская ухмылка. – Знаешь, оказалось, что я неплохой импровизатор. Возьми хоть эту увеселительную прогулку – чистейшая импровизация.
Мэтью ссутулился.
– Думаешь, это хороший образчик твоего мастерства?
– По сравнению с другими моими идеями это толчок чистого вдохновения, черт его побери.
– Доказательство того, что от многочисленных ударов по голове мозги могут протухнуть.
– Между вдохновенным и протухшим тонкая грань, – надменно сказал Роберт и мотнул головой в сторону старика.
Мэтью фыркнул.
– А еще тоньше между самодовольным и ненормальным, – пробормотал он. – И по-моему, в тебе удивительно сочетается то и другое, мой мальчик.
Роберт оглянулся.
– Ты что-то пробурчал, старик?
– Разве я посмел бы бурчать в присутствии моего блистательного вождя? – Мэтью вытаращил глаза.
– То-то же.
Мэтью уткнул нос в меха и пробормотал, что молодежь нынче не уважает старших, а Роберт беспечно расхохотался.
– Осторожнее, – сказал Гарет, когда Имоджин опять споткнулась, и для поддержки обнял ее рукой за плечи. – Может, ненадолго остановимся?
– Если вы скажете это еще раз, я выткну вам глаз, – тяжело дыша, сказала Имоджин. Она понимала, что ведет себя, как стерва, и на секунду ей это понравилось, но потом чувство вины подавило небольшой триумф по случаю того, что она может быть сварливой. – Извините, Гарет, – промямлила она. – Кажется, Мэри была права, для такого похода я слишком нежная и ленивая.
– Она так сказала?
– Почти так.
Он слегка сжал ее плечи.
– Нежная – может быть, но очень мило нежная.
– От флирта мне лучше не станет, – огрызнулась она. – Я еще час назад перестала восхищаться вашим остроумием.
– Но я не флиртовал, – простодушно сказал Гарет. – Я просто констатировал факт. – Она возмущенно фыркнула, и он засмеялся. – О, Имоджин, не будьте такой серьезной. Давно я так не развлекался.
– Что же у вас за жизнь была до… этой прогулки? – сухо спросила она.
– Превосходная, – отмахнулся Гарет. – Просто у меня хороший вкус, и я предпочитаю то, что имею в наличии сейчас.
– Похоже, меня отправили на край света с сумасшедшим.
– С сумасшедшим мужчиной и объевшимся до тошноты малышом-проводником. – Гарет оглянулся на Лукаса, который тащился сзади, волоча полупустую корзину. – Только себя вы можете винить в болезни вашего младшего защитника. Зачем вы сказали, что он может есть все, что душе угодно?
– Я же не знала, что он воспримет это как вызов. – В ее голосе слышалось искреннее беспокойство. Она шепотом спросила: – Он уже выглядит лучше?
Гарет критически оглядел понурую фигурку.
– Что ж, после того как он под деревом опустошил свой желудок, зеленый оттенок сходит с его лица. – Имоджин прикусила губу, и Гарет ее утешил: – Вообще-то он в полном порядке.
– Вы уверены?
– Послушайте, когда мальчик за пятнадцать секунд съедает столько, сколько весит сам, ему, естественно, становится плохо. Через короткое время эффект убывает, и он готов начать все сначала. – Он посмотрел на ее бледное лицо. – Беспокоиться надо не о нем, а о вас. Вы уверены, что не хотите сделать передышку?
– Я вас предупредила, что сделаю, если вы будете спрашивать, – строго сказала она и вздохнула, веселое настроение улетучилось. – Нам еще далеко, как выдумаете?
Гарет взглянул на небо, отметил, что тени удлиняются, и понял, что скоро стемнеет, а идти еще долго.