Выяснить бы ещё хоть что-то у этой милой девушки, о которой я, видно, несправедливо подумала в не самом лестном ключе.
– Как вас зовут, мейси? – спросила я, вспомнив, что так и не узнала её имени.
Страшно было, конечно, напутать что-то в обращении, но, похоже, ошибки не случилось.
– Лаура. А вы ведь Паулине дер Энтин… – Она глянула с опаской исподлобья. Не спросила, но уточнила. – Простите, но о вас сейчас так много говорят.
Так-так – я, прямо как ищейка, почуяла возможность узнать о себе побольше.
– Что же обо мне говорят? – фыркнула с нарочито небрежным видом и снова отпила из кружки.
Кажется, к этому напитку я даже начала привыкать – по крайней мере, после какого-то глотка передёргивать меня перестало.
Лаура вздохнула и почему-то покосилась на дверь.
– Что вы – невеста главы Стражей йонкера Маттейса ван Берга. Что он выкупил все долги вашей фамилии… И вас. – Она совсем замялась. – Мне негоже обсуждать господ. Простите.
– Если вы обсуждаете меня со мной же, в этом, верно, нет ничего предосудительного. – Я мягко улыбнулась. – Просто… столько всего случилось. Столько бед. Если ещё обо мне ходят недобрые сплетни…
Лаура неопределённо передёрнула плечами. Видно, сплетни и правда поганые. Этого ещё не хватало.
– Всё же лучше мне помалкивать, а то ещё мениэр Зангер выгонит меня с работы. А мне нужны деньги.
– Деньги всем нужны, – заметила я.
Но, что ни говори, а нарочно вытягивать из девушки те сведения, что она рассказывать не хотела, я не имела права. Раз это могло навредить ей. И не успело прийти решение, как бы узнать ещё хоть что-то, как отрывистый стук в дверь заставил нас с Лаурой одновременно вздрогнуть.
Дверь распахнулась – и я едва удержалась от того, чтобы не закатить глаза. В комнату вошёл Хилберт ван Берг.
– Можете идти. – Он махнул рукой служанке, по-прежнему даже не глядя на неё.
И та исчезла, словно сквозняком её вынесло. Только напоследок взглянула на меня сочувствующе. Уж не знаю почему.
Йонкер прошёл в комнату, озираясь, хмыкнул каким-то своим мыслям, а потом уставился на меня, заложив руки за спину. Сырой после дождя плащ он уже скинул, как и куртку, и теперь остался в одной свободной рубашке, заправленной в облегающие его крепкие ноги штаны, схваченные на поясе широким ремнём. На нём висело оружие: увесистый меч в ножнах и с красивой рукоятью – с одной стороны, и то ли нож, то ли какой-то кинжал, чуть короче – с другой. Неслабо вооружился, идя к женщине. Так и представилось вдруг, как он рубит этими тесаками врагов. Я даже поёжилась. Слегка небрежный и усталый вид мужчины вовсе меня не успокаивал.
– Вижу, вы не удосуживаетесь спрашивать разрешения войти, – проворчала я, закончив гневно его разглядывать. – Я могла быть не одета.
– Но вы же одеты, – с обезоруживающей беспечностью парировал он. – И выглядите гораздо лучше, мейси.
Говорил Хилберт вполне мирно и спокойно. Но отчего-то меня не покидало ощущение, что он просто хочет усыпить мою бдительность.
– Да, в тёплой комнате мне гораздо лучше, чем в сырой карете. Как и оттого, что меня наконец хорошо перевязали. – Я и не хотела, а всё равно пустила в голос изрядную долю ехидства.
– Но вам было бы ещё лучше, если бы вы вовсе не пытались себя убить, – добавил Хилберт и сделал ещё несколько шагов ко мне.
Отчего-то захотелось подобрать ноги и отползти от него подальше, прижаться спиной к стене, у которой стояла постель. По пальцам одной руки можно было пересчитать те моменты в жизни, когда я робела перед мужчинами. Да и то это случалось давно, ещё в студенческую пору. А тут ничего не могла с собой поделать. Вид вооружённого йонкера едва в ступор меня не ввел. Потому что я попросту не знала, чего от него ждать. Я вообще не знала, что может выкинуть любой человек в этом мире, куда пришлось попасть неведомо каким наказанием свыше.
– Почему вы решили, мениэр, что я хотела себя убить?
Вопрос этот мог повернуться против меня, но нужно было узнать хоть что-то.
Состроив невозмутимый и, возможно, даже нагловатый вид, я допила волрейн, что ещё оставался у меня в кружке – и постыдно поперхнулась: потому как все эти жгучие специи, которым он был приправлен, похоже, осели на дне. Мужчина смерил меня насмешливым взглядом, подхватил со стола кувшин и плеснул в другую кружку обычной воды.
Он терпеливо молчал всё то время, что я промывала охваченное жжением горло, а затем ещё и слёзы с глаз утирала.
– На самом деле я очень сомневаюсь, что вы хотели себя убить. Иначе не промахнулись бы так сильно, – продолжил он, когда я вновь подняла на него взгляд. – Да и кинжал, который был у вас в руке… Не самое обычное оружие. Я немного понимаю в письменах оудов, а на его рукояти знаки, которые очень мне их напомнили. Возможно, это ритуальный клинок. Я прав?