Её слова повисли в тишине покоев тяжёлой хлябью. Готовой пролиться неизвестно чем. То ли огненным дождём, который сейчас, на этом самом месте, спалит их обоих дотла. То ли отрезвляющим холодным потоком, когда они оба поймут, что шагнули за какую-то невидимую грань. За которой откроются совсем другими сторонами. И сумеют ли дальше жить с этим? Жить бок о бок после того, как размололи друг другу души на мелкие куски, не пытаясь собрать. Желая только разрушить.
– Вы верите в оудов, мениэр, – вновь заговорила Паулине. И в груди что-то словно хрустнуло. – Верите в спасение собственной гибнущей души. А во что вы ещё готовы поверить?
Показалось, она задышала чуть чаще. И взволнованный стук её сердца отдавался лёгкими пульсациями в груди Хилберта. Как будто между ними всё же зародилась слабая связь. После общего зова и его преодоления. Неужели она снова начнёт оправдываться? И всё это рассыплется в пыль?
Но сейчас Хилберт понимал, что готов её хотя бы выслушать. Ведь если будет отталкивать от себя постоянно, то не приблизится к отгадке ни на шаг.
– Смотря что вы хотите мне сказать…
Паулине выпрямилась, и Хилберт едва успел поймать упавшую с её колен книгу.
– Я не Паулине дер Энтин.
Он недоверчиво качнул головой. Уже слышал такое, и, признаться, подобные заявления пока не внушили никакого доверия.
– Но почему тогда вы выглядите, как она? – На губы сама собой наползла ехидная улыбка.
– Потому что я оказалась в её теле. Против воли. А она заняла моё. В другом мире. – Девушка начала говорить чуть быстрее, будто боялась, что её вот-вот прервут. Но заставила себя выровнять тон. – Я должна была выйти замуж. Но очутилась здесь. Первый раз я увидела вас, мениэр, в лесу. Когда была ранена, а вы забрали у меня кинжал. Я ничего не помню. Почти ничего – из прошлого Паулине. Только обрывки. Я жила в другом городе, о котором вы наверняка не знаете. Да и откуда вам знать… Он совсем не похож на ваш. Совсем. И моя жизнь была не похожа на ту, что здесь.
Голова мигом вспухла от попыток осознать весь этот бред, что она несла. Другой мир. Другая жизнь… Такие выдумки он и не рассчитывал от неё услышать. Но внутри будто закололо что-то. Какое-то мизерное сомнение – а вдруг? По сути, что он знает о том, что всегда считал очевидным и привычным? На деле оказалось, что почти ничего. Крупицы. Тающие под дождём хлебные крошки. Ведь он сам отмечал явную неправильность в поведении той девушки, что помнил. Надо признать. Другие слова, другую манеру говорить. Взгляд, жесты… Он ведь замечал. Может быть, это просто искусная игра?
– Допустим, – решил не рубить сгоряча. – И как же вас зовут?
– Полина. – Глаза её как будто зажглись надеждой.
Но на лице застыло опасливое выражение.
– По-лина, – повторил он, примеряясь к другому звучанию привычного имени.
Оно приятно прокатилось низкими нотами по горлу. Как будто что-то встало на свои места и заиграло нужными гранями. Рассудок вопил, что это невозможно. Что ей нельзя верить. Но какое-то глубинное чутьё подсказывало, что нельзя отбрасывать её слова, не попытавшись разобраться.
– Вы не можете не понимать, что я говорю правду, – слегка надавила девушка, когда молчание начало затягиваться, когда его колебания стали очевидными. – Вы же не дурак, мениэр. Вы не слепой. Вы боретесь с тем, что внутри вас изо дня в день. А я уже много дней борюсь с тем, что снаружи меня. С этим телом, которое вам ненавистно. За которым вы не хотите видеть ничего, кроме образа, выросшего из ваших предубеждений. Но я не Паулине дер Энтин. Мне надоело перевоспитывать её для вас.
Она наклонилась и схватила его запястья. Лицо её оказалось так близко, что Хилберт мог рассмотреть каждую крапинку радужки в блестящих глазах. Он поднял руки и обхватил его ладонями. Девушка попыталась вырваться, но замерла в ожидании. Ему нравилось, как лицо её смотрится в его руках, особенно сейчас: не беззащитным, мягким, а твёрдым и требовательным. Она как будто говорила: на, смотри. Пойми наконец. Она подалась вперёд ещё, продолжая цепляться за запястья. Но кажется, задрожала мелко-мелко: то ли от волнения, то ли уже от слабости. И лёгкое тепло её губ едва ощутимо коснулось кожи.
– Почему вы не настояли на своей правде раньше? – Хилберт слегка надавил на её кожу пальцами.
– А вы поверили бы мне? – Голос Полины – теперь хотелось называть её только так – снова сверкнул обломком льда.
Он задумался. Не поверил бы – ничуть. Посмеялся бы и стал бы доверять её словам ещё меньше.
– Нет.
– Вот и я решила, что нет. – Она слегка усмехнулась, уже справившись с проблеском непрошеной слабости, которую никак не хотела показать.