Я ведь умею брыкаться!
Сафонов едва-едва касается моей кожи, а затем скользит большим пальцем по предплечью и я чувствую, как на руке приподнимаются волоски. Я хотела бы думать, что от страха, но нет, этот мужчина вызывает во мне что-то кроме этого.
Что-то, чего я никогда не чувствовала с мужем. Что-то от чего тянет между ног.
Я вырываю руку. Это все жутко неправильно.
— Ты мне нравишься, — щурится Сафонов и я чувствую в этом обещании нечто большее.
А слова Эдуарда вдруг кажутся пророческими: “Он хочет сделать подстилку из тебя” — именно это я сейчас и читаю во взгляде олигарха. Как он запрет меня в своей комнате ради удовольствия.
Он не такой как мой муж. Он много сильнее. Я ведь не отобьюсь.
Сафонов снова касается моего подбородка, а я чувствую как кровь стучит в висках.
Только не делай это снова, не касайся губ!
— Я ведь приехала к врачу, — прикусываю нижнюю едва договорив.
— Мне не помешает врач, — смеется, но отступает на шаг назад.
Следом я задаю себе вопрос: “Эльвира, да что с тобой не так, если ты хочешь врага, того, кто очевидно сделает тебе плохо? Что, было мало Эдуарда?”
Запахиваю на груди пальто, пытаясь успокоить дыхание. Потом смотрю на Сафонова. Он только что открыл двери в клинику. Его охранники уже суют повсюду.
Тогда я вздергиваю подбородок, думая о том, что сделает олигарх, когда узнает, что я не больна?
Может все дело в том, что я все еще не могу простить себе смерть папы? Мне просто хочется чтобы кто-то еще причинил мне боль за то, что я позволила моему мужу разрушить все, чем я дорожила?
Захожу в клинику и уже на ресепшн я чувствую, как меня начинает бить дрожь. Кажется, я начинаю понимать зачем олигарх притащился в наш отель с такой армией. Он с самого начала планировал что-то такое.
Медперсонал строится по струнке. Кажется, о прибытии Сафонова тут все уже слышали.
Наконец мы вдвоем заходим в обложенный белым кафелем кабинет. Со стула поднимается девушка в медицинской одежде и тут Сафонов разворачивается к выходу.
— А? — вырывается у меня.
— Мне показалось ты не хочешь, чтобы я смотрел, — Сафонов приподнимает бровь и меня снова бросает в жар.
Нет конечно!
Но я прекрасно знаю, чем закончится этот осмотр. Все, что они найдут — какое-то количество синяков.
И я не знаю, что будет дальше.
— Проходите на кушетку, раздевайтесь до пояса, — говорит доктор.
Сафонов же вопреки сказанному присаживается на стол врача и смотрит.
Он что, серьезно? Раздеваться при нем?!
Выдыхаю и делаю знак глазами врачу — ну скажите же что-нибудь! Прогоните! Признайте, что так нельзя.
Но она делает вид, что ничего не происходит. Выдыхаю.
Еще бы. Попробуй сказать что-то игорному магнату. Да он и оргию наверно мог бы устроить в этом кабинете на глазах у врача.
Я снова одна среди тех, кто и бровью не поведет, если будут избивать ребенка. Так уже было, когда они отказывались снимать побои и принимать мое заявление.
Встречаюсь взглядом с Сафоновым и дрожь пробирает.
Нет. Он тоже из тех, кто не боится. А я для него просто интересная задача. Девочка, которую ему любопытно сломать.
Дыхание на губах замирает.
Я вижу, как он сглатывает, глядя мне куда-то в район ключиц.
— Мне продолжать осмотр? — лепечет врач.
Тогда Сафонов поднимается, делает ей знак.
— Я сам.
Я тоже сглатываю, потому что в комнате становится невыносимо жарко, когда на меня надвигается такая гора.
Нет. И вместе с тем я прирастаю к месту.
Врач быстро собирает медицинские принадлежности, бумаги и скрывается за дверью. Мы с Сафоновым остаемся вдвоем.
— Ты что, не слышала, раздеться до пояса, — встает напротив.
Но я не сдамся.
Он подцепляет мой подбородок рукой.
— Непослушная?
Расправляю плечи.
— Честная. Скажу правду. Только не трогайте Эдуарда.
— Даже так?
— Я его не люблю.
Сафонов хватается за ремень моих брюк. Кажется ему до лампочки это признание. Я по глазам вижу, что олигарх заведен.
Он вообще расслышал, что я говорю. А я, что я несу? Я хотела сказать совсем другое.
Но уже поздно. Сафонов слишком близко. Опасно близко. Его запах начинает кружить голову. Он плавит. Подчиняет. От него холодеют руки и ноги становятся немножечко ватными.
Я пытаюсь отступить, но тут олигарх кладет мне одну руку на талию другой обхватывает шею сзади. Я понимаю, что должна вырваться, но я не могу понять, хочу ли.
— Зачем тогда это письмо? — его губы буквально в сантиметре от моих, сглатываю.
Что-то внутри буквально орет: “Очнись, Эльвира!”, но я как тряпичная кукла перед монстром.
— Ты разве не задницу хотела прикрыть козлу? Слова о том, что мой папа — последняя надежда?
Вдох-выдох.
Я очень боюсь, когда мужчины злятся. Хотя и не показываю этого. Но я привыкла жмурится. Это происходит почти неосознанно, само по себе.
Вдох-выдох.
— По-моему, ты очень плохая девочка, — от его голоса внутри все еще что-то подрагивает.
Если муж пропадет, его родственники так и оставят сына в горной деревушке, названия которой я не знаю.
— Я… я заплачу… Я у меня есть права на отель…
— Зачем мне твои деньги?
Я чувствую, как на моих брюках ослабевает ремень. Затем Сафонов расстегивает пуговицу на поясе и тянет вниз молнию.
Застываю. Сердце все еще колотится.
Сафонов оттягивает кружево моих трусиков и лезет рукой прямо туда. Мне кажется, что я покачнулась, потому что он трогает меня пальцами. Совершенно бесстыдно. Какой-то чужой мужчина делает это со мной прямо в медицинском кабинете.
Секс с Эдуардом перестал приносить мне удовольствие почти сразу после того как муж показал свое настоящее лицо.
Я чувствую, что возбуждаюсь от движений Сафонова. Мне жутко неудобно. Это порочно. Это самое дикое и сумасшедшее, что только может быть!
Я не хочу верить, что это сейчас я.
Смотрю ему в лицо. Надеюсь, можно убить взглядом. Но вместо желаемого эффекта по лицу Сафонова читаю, что ему кажется приятно то, что я готова сопротивляться.
Прикусываю губы чтобы не сказать никаких бранных слов, я не готова до этого опуститься.
Сафонов ловко ловит мои ладони, которыми я пытаюсь остановить его и заводит над головой.
— Неспроста краснела, — его движения становятся все более уверенными, а у меня в трусиках — все более мокро.
Кусаю губы почти до крови.
О боже мой, как же я теперь выгляжу?! Как продажная девушка?
Я ничего не могу с собой сделать. Его движения творят что-то невероятное, неправильное со мной.
Когда погиб мой папа я стала подозревать Эдуарда, но муж сразу же дал понять, что не даст мне добиться справедливости. Я не могла спать с предателем и я сопротивлялась так, что ему пришлось сдаться.
Когда я вспоминаю об этом, по коже проходит холодок. Ведь у меня тоже есть шрам.
Это была одна маленькая победа, которая стоит мне такого унижения сейчас.
Запертая в своем номере, я хотела мужчину вечерами, хотела страсти. Эдуард издевался как мог. Водил своих эскортниц в соседние номера, и я была вынуждена слушать это порно. Меня же берег от чужих взглядов.
Но все это только больше убеждало меня в том, что я никогда не сдамся мужу.
Я представляла себе как могла бы быть счастлива с кем-то в постели…
Но те так же!
Сафонов смотрит мне в глаза с выражением победителя. Я для него просто приз, еще одна девочка, которую он довел до незабываемого оргазма.
Если бы ты знал, что для меня это значит.
Я что есть силы дергаю правое запястье на себя. Оглушительно громко звенит пощечина.
Он смотрит на меня как голодный тигр, но все-таки вынимает руку из трусиков.
Глядит на свои пальцы.
— Кусачая штучка, — на его губах оскал.