— Сергей Иванов — жертва, пострадавшая от рук моего покойного мужа… — начинаю я свой рассказ. — И это не голословные обвинения. У меня есть доказательства. Я принесла их с собой.
Журналисты подтягиваются, предвкушая жару. На меня направляют камеры и микрофоны. Все хотят заполучить горяченький репортаж и показать его на своих каналах или запостить в социальные сети. Это то, зачем я пришла сюда. Я сделаю задуманное: о Сергее начнут говорить в хорошем свете, а имя Давида проклянут.
— В этом чемоданчике хранится весь список жертв Давида Чопурия. Он нещадно убивал невинных людей и оставлял что-то из их вещей себе на память. Тут! — приподнимаю чемоданчик и демонстративно покачиваю им. — Ужасающие кадры совершенных им злодеяний. Давид Чопурия был маньяком. Это он убил моего отца. Это он убил сестру Сергея Иванова, свесив убийство на хорошего человека и упрятав его за решётку. У Давида Чопурия никогда не было сердца, он не умел любить, ценить или уважать. Купив меня, как дорогую игрушку, он вынуждал улыбаться на камеры, чтобы потом не получить наказание. Тяжело было так жить, но я смогла вырваться из этого плена… Сергей был тем человеком, который научил меня снова дышать. И я благодарна ему. За всё. Хотя бы теперь, в день прощания, мне хочется, чтобы его имя очистилось от коварной лжи, выстроенной злодеем Давидом Чопурия. Он никогда не был героем! И я не стану прощаться с ним. Как бы цинично это не прозвучало сейчас — я рада, что стала вдовой, но скорбеть по бывшему мужу не стану.
Я открываю чемоданчик, и журналисты налетают на него, ужасаясь и пытаясь запечатлеть кадры того кошмара, что хранил в своём тайном сейфе Давид, а я отхожу от них, и провожу ладонью по холодной крышке гроба. Закрываю глаза и пытаюсь дышать, но получается через раз. Сердце не на месте. Мне тяжело и больно, очень больно. Невероятно больно от мысли, что его больше нет.
— Прощай, Серёжа! Надеюсь, что теперь ты вместе с ней, со своей сестрой! — шепчу я, и понимаю, что не смогу поехать на кладбище, где гроб опустят и закидают сырой землёй.
Мне удалось очистить имя Сергея и окончательно потопить проклятого Чопурию, а теперь я обязана подумать о ребёнке.
Я удаляюсь из зала прощаний, лишь мельком бросив взгляд на фото Давида, напечатанное на граните.
Прощай, ублюдок! И будь ты проклят!
Я выполнила свою миссию, пусть тяжело было находиться там, держать на лице маску безразличия и делать вид, что всё в порядке. Я не железная, и все мои нервы были натянуты до предела. Врач выписал мне успокоительное, сказав, что выпить его я смогу только в самом крайнем случае, ведь его угроза будет куда меньше сильнейшего срыва, и рука тянется в сумочку, когда я сажусь в машину, но я не делаю этого — не пью таблетку, надеясь, что справлюсь со всем. Мне важно думать о ребёнке…
В окошко кто-то негромко стучит, и я вздрагиваю. Быстро поднимаю взгляд, а сердце тут же готово выскочить из груди. Смотрю на мужчину, стоящего у дверцы и переминающегося с ноги на ногу. Это не он. На секунду я подумала, что это Серёжа, что у него получилось обмануть смерть, но это не он. И я хочу рыдать от собственного бессилия.
Несколько секунд смотрю на мужчину и узнаю его — это он был там, возле горящего дома. Кажется, он пытался помочь мне?
Я опускаю окно и жду, что он скажет, но он молчит.
— Кто вы? — спрашиваю я, готовая сорваться с места и уехать, потому что он отчего-то не вызывает доверия.
Глава 49.
Анжелика
— Друг! — негромко произносит мужчина хрипловатым голосом и озирается по сторонам. — Могу сесть?
— Нет! — отрицательно мотаю головой.
Мне хватило маньяков, и если Хищник оказался совсем не плохим, то я не могу даже попытаться довериться кому-то снова.
— Ладно! Ты это… Выпей, станет легче… — кивает мужчина и поджимает губы.
Он протягивает мне армейскую фляжку, от которой несёт спиртом.
— Мне нельзя… Я беременна! — отвечаю я.
Наверное, в ином случае я уже напилась бы и свела счёты с жизнью.
— От кого? — широко распахивает глаза мужчина, делая несколько жадных глотков.
— От Сергея… Не от вас же! — огрызаюсь я, а потом понимаю, что доверила свою тайну незнакомцу, и он может использовать её против меня же.
— Ладно… Держи!
Мужчина достаёт из-за пазухи стопку каких-то бумаг и протягивает мне. Я не понимаю, что это такое. Не накроет ли меня теперь полиция? Вдруг это какая-то ловушка?