Что бы это могло значить? В какой момент она перестала чувствовать к Аттавио отвращение? Или его и не было никогда — только инстинктивный страх перед незнакомым, по сути, человеком?
На улице с ним, кстати, гораздо проще. Ведь это раньше она оставалась одна или в компании кого-то из приближенных Аттавио — его секретаря или компаньона. Сам он по возможности избегал быть ее парой.
Сейчас же… все изменилось. Он сам не отходил от нее в тот вечер в Фэрдере. Сам вышагивал с ней на провинциальной ярмарке. И сегодня вот — тоже.
Они — вдвоем! Рука об руку! — выходят за изгородь особняка на улицу, поворачивают налево и идут…
А куда, собственно, они идут?
— Мессир граф, а куда мы? — спрашивает Мира осторожно.
Это случилось спонтанно — Аттавио сам не ожидал от себя такого фортеля. Он просто пил кофе… Смотрел на Мираэль. А потом пошел на поводу внезапного порыва и потащил жену наверх.
В ее спальне пахло… Ею. Хоть она и провела в ней всего ночь. Пахло розами и апельсинами, каким-то кремом и пудрой.
Пахло женщиной. Чистой и желанной.
Казалось, сдержаться было невозможно.
Но он сдержался.
И все провернул так, как будто не планировал ничего иного, чем простую прогулку после завтрака. Это стоило того, чтобы увидеть удивление на личике жены, разбавленного каплей разочарования. Хотя, возможно, ему просто показалось… Или хотелось, чтобы оно было, это разочарование…
Но это было до странного приятно — идти с Мираэль рука об руку, ловить любопытствующие взгляды на себе, официально приветствовать и обмениваться короткими и незначительными фразами со знакомыми и соседями, которые случайно встречаются по пути.
Ладошка жены на его предплечье. Их бедра иногда соприкасаются. Иногда, повернув голову, можно поймать легкую улыбку и кроткое, не совсем естественное, но премилое выражение лица. И вьющуюся прядку, выбившуюся из прически и так заманчиво и трогательно трепыхающуюся около щеки от ветерка.
Какая мелочь, но Аттавио обращает на нее внимание и против воли любуется.
— Вообще-то, мне еще почту разбирать, — рассеивает девушка этот странный флер после четвертого или пятого светского ритуала в стиле «Доброе утро! Прекрасная погода, не правда ли? Графиня, какая приятная встреча!»
Ее голос звучит слегка рассеянно и тихо, но Аттавио прекрасно все расслышал. И уголки его губ дергаются в непроизвольной улыбке.
— Успеется, — безмятежно отвечает он, ловя настороженный взгляд прозрачных зеленых глаз, — Я хочу еще зайти кое-куда…
— Куда? — по-детски пытливо спрашивает жена.
— Какая любопытная девочка, — подтрунивает ее Аттавио, — А что насчет главных женских добродетелей — смирения и терпения?
— Ах, как неловко! Похоже, я пропустила эту тему, когда училась. Болела.
— Ах, сомневаюсь! — в тон откликается мужчина, уже откровенно насмехаясь.
Но девушка неожиданно улыбается и тихонько смеется. Отлично! Всего несколько дней — а они уже шутят друг с другом. Отличный знак! И не шарахается от него, держась подле уверенно и спокойно.
Это правильно. Это хорошо.
— Сюда?! — вспыхивают глаза Мираэль предвкушающим огнем, когда Аттавио, преодолев еще целый квартал, останавливается возле книжной лавки, которой пять лет назад здесь не было.
Но сомнений нет — широкая вывеска из дерева, украшенная узорами и витиеватыми вензелями с красноречивой надписью говорит сама за себя. Эта действительно книжная лавка. Причем очень просторная и богатая.
Оказавшись внутри, Мираэль превращается в настоящего ребенка. Ее глаза сияют, губы улыбаются широко и восторженно, и она ныряет в букинистический рай с энтузиазмом первооткрывателя.
Она не задумывается над тем, с какой радости Аттавио привел ее сюда. Не думает о его планах, расчетах и мыслях. И даже о том, как странно выглядит она, молодая и красивая графиня, в этом царстве книжной пыли, бумаги и кожи.
— Здравствуйте, — не скрывая удивления, здоровается выходящий из-за прилавка продавец — немолодой, но и не старый сухонький мужичок с короткой седой стрижкой и огромными круглыми очками на носу. — Я могу вам чем-нибудь помочь?
— Спасибо! — рассеянно откликается девушка, уже жадно вчитывающая в корешки книг в ближайшем к ней стеллаже, — Можно, я сама? Пока просто посмотрю…
— Эм… Хорошо… Если вас интересуют любовные романы…
Но Мираэль не слушает продавца совершенно. Выхватив одну из книг, она раскрывает ее и методично листает увесистый такой фолиант. И внимательно, не обращая ни на что внимания, читает.
Аттавио снисходительно улыбается. И чувствует удовлетворение. Он явно встал на верный путь. И сделал крайне правильный шаг, приведя свою маленькую жену сюда.
— Оставьте ее, — говорит он продавцу, — Уверен, это надолго. Но не беспокойтесь. Я куплю все, что она захочет.
— Если не ошибаюсь, вы граф Тордуар? — неуверенно спрашивает тот, — А это… ваша родственница?
— Моя жена. Мы знакомы?
— Ммм… Скорее, нет. Но я видел вас на общественной встрече с мессиром Фаоло. Министром Виктором Фаоло.
Аттавио сдержанно кивает, принимая это объяснение.
— Хочу выразить вам благодарность за все то, что вы делаете. Нечасто можно встретить столь щедрого мецената для развития нашего общего дела. Увы, на королевскую поддержку рассчитывать не приходиться, и вы…
— Оставьте, — прерывает его граф властно, — В этом нет никакой необходимости.
— Но…
Один жесткий взгляд графа — и торговец действительно замолкает. И, чтобы скрыть неловкость, переводит взор на невысокую и стройную молодую девушку, которую не последний человек в столице назвал своей супругой. Внутренне удивляется, потому что трудно представить, что это, несомненно, очень привлекательная и необычная дама является женой такого человека, как граф Тордуар!
Слишком молода. Слишком красива. И при этом искренне увлеченная книгами — причем не абы какими — торговец это видит прекрасно — а сложнейшими научными трактатами, справочниками и монографиями.
Стеллаж с любовными романами Мираэль действительно игнорирует. Как всякая молодая девушка она их, конечно, любила и читала, но эти книги можно без труда найти даже в лавочках с бакалеей. Все ее внимание поглощает действительно редкие экземпляры, которые, как она думала, можно добыть только в библиотеке, и то — не всегда.
Но они здесь! В одном месте! В свободном для покупки доступе!
Она вчитывается в знакомые и не очень названия и имена авторов, проверяет содержимое книг, не веря, что это именно то, что она с большим трудом добывала раннее или только слышала. Мира беззастенчиво садится на корточки, чтобы вытянуть ту или иную книгу с нижней полки, или самостоятельно подтягивает к стеллажу высокую лесенку на колесиках и, подобрав юбки, ловко взбирается на самый верх.
Она берет книгу за книгой, переходит от одного шкафа к другому, залезает в самый уголок лавки, не обращая внимания ни на пыль, ни на собственное платье, в котором передвигаться довольно неудобно и трудно. Иногда садится прямо на пол, с материнской нежностью прижимая к себе какой-нибудь особенно крупный экземпляр, и щурится от нехватка света. В какой-то момент она даже скидывает шляпку и плащ, но ей все равно жарко и ее лоб блестит от выступившего пота, зато щечки красные, а глаза сияют лихорадочным светом.
Конечно же, не замечает Мира и течение времени. А ведь проходит аж два часа — за это время в лавку заходят люди, что-то покупают и, конечно же, украдкой бросают удивленные взгляды на сидящего, закинувшего ногу на ногу, в одном из двух кресел с невозмутимым видом графа и красивую девушку в светло-бежевом платье. Пару раз торговец букинистической лавки предлагает мужчине кофе, и тот не отказывается. Читает газету, которая тут тоже продается, и не показывает никакого нетерпения или недовольства.
Мираэль сама подходит к нему — счастливая, но при этом слегка виноватая.
— Я долго, да? — спрашивает она.
Вместо ответа Аттавио бросает красноречивый взгляд на громоздкие, с большим циферблатом, часы около прилавка и скупо дергает уголком губ. И смотрит на внушительную и явно тяжелую стопку книг в ручках жены. Еще две стопки уже на столешнице прилавка.