В какое-то настоящее безумие.
Нет ни капли стыда.
Ни прежней зажатости и скованности.
Но, естественно, Мира не думает о том, что это странно — так отчаянно отдаваться мужчине, к которому еще неделю назад не испытывала ничего, кроме неприязни. Всего несколько дней друг с другом, несколько поцелуев и шагов навстречу — и ее природная женственность отзывается, ища не то выхода, не то ответной реакций.
И находит — в поцелуях и объятьях, в толчках и порывисто сжатых на ее бедрах мужских пальцах.
Лицом к лицу. Кожей к коже. Грудью к груди.
Наслаждение отдается спазмом в каждой клеточке тела — пульсирует внизу живота, в груди и висках. Хочется кричать и мотать головой в попытках облегчить сладостную муку, но Мира все равно инстинктивно закусывает губу — до самой крови. Не рассчитав силы, царапает спину мужчины, который с рыком берет ее. Вскидывается навстречу, выгибается.
И стонет.
Снова. И снова.
До хрипоты.
До судорог.
До полного помешательства, в котором, окончательно потеряв себя, девушка падает будто в пропасть.
Но пропасть манящую и желанную…
Глава 17. Муж
Наутро Мираэль просыпается от не совсем приятного ощущения чужого присутствия и тяжести на своем теле. А как она вообще уснула — так вообще не запомнила.
Девушка лежит на боку и, открыв глаза, видит часть стены и зашторенные окна. Но там, на улице, уже утро, если не день, поэтому немного света, но в спальне есть.
А еще есть муж. Поняв это, она испуганно переводит дыхание и слегка поворачивает голову. Этого оказывается достаточно, чтобы граф мгновенно проснулся и усилил хватку руки на ее животе, прижимая к себе.
— Аттавио! — потрясенно шепчет Мира, — Что ты… вы… делаете?!
Вместо внятного ответа граф утробно рокочет и утыкается носом в изгиб женской шеи. и чем-то другим — твердым и напряженным — в районе бедер.
Это прикосновение пронзает Мираэль острым уколом и отзывается спазмом внизу живота. Она вскрикивает, пытается отпрянуть, но это невозможно — слишком крепко и надежно ее удерживает рука мужа.
— Аттавио…! — стонет, непроизвольно выгибаясь, девушка.
— Мне нравится, как ты называешь меня по имени… — сонно откликается мужчина.
— Господи! Ты невозможен!
— Даже так…
Еще один красноречивый толчок. А следом — скользящее движение ладони вниз, прямо к припухшим после сладкой ночи складочкам.
Очередное вторжение мужских пальцев вызывает дискомфорт и жжение, и Мираэль шумно выдыхает, инстинктивно дергаясь и пытаясь избежать более глубокого проникновения. Но ее отвлекает жадный и грубоватый поцелуй в шею, почти укус. И твердый член, упирающийся в ее ягодицы.
— Пожалуйста, не надо! — умоляет Мира, — Не надо! Зачем тебе…
— Для мужчин это нормально, Мираэль… — бормочет Аттавио рассеянно, неторопливо, но уверенно водя пальцами по клитору и нежными складкам, — Утром у нас есть… определенные потребности.
— Какое распутство! — возмущается девушка, но тут же всхлипывая от чувственного спазма.
— Физиология, девочка, — почти мурлычет мужчина, прикусывая мочку ее уха, — Привыкай! И… колени раздвинь, так легче будет…
Конечно, она сопротивляется. И шумно выражает свое несогласие и недовольство. Поэтому мужчина все делает сам — обхватывает ладонью ее бедро, слегка отводит в сторону и безошибочно приникает головкой члена к женской промежности. Дразнит, ведя по двум мягким лепесткам, и готовит к вторжению.
— Не надо! — снова просит жалобно девушка, но уже поздно — Аттавио медленно погружается в ее лоно, вырывая из груди тихий и отчаянный стон, и одновременно прихватывает губами чувствительную кожу на затылке.
Он берет ее аккуратно и неторопливо, явно жалея вчерашнюю девственницу. Ласкает пальцами и губами, прижимает к своему торсу, обволакивая собой и своим запахом — слегка пряным и горьковатым от пота. Но совершенно не раздражающим и не неприятным.
Только… подавляющим каким-то. И чрезмерным властным.
Потому-то Мира совершенно ничего не может сделать против воли мужа. Да и… не хочет, если быть честной с собой.
Слишком уж сильные эмоции вызывают в ней прикосновения графа. И тело отзывается — порочно и сладко, вибрируя каждой частичкой своего существа.
— Как же так…? — забывшись, выдыхает она потрясенно, когда умелые пальцы мужа вновь подводят ее на вершину экстаза, и она, под оглушительный бой собственного сердца, сотрясается всем телом, выгибается и откидывает голову на его плечо.
Аттавио дает ей лишь несколько секунд на передышку, а потом снова начинает атаковать — быстро, но аккуратно. Сладко. Но решительно. Рыча и до боли сжимая пальцы на нежных и мягких бедрах. Шумно дыша в растрепанные волосы цвета бледного золота.
И совершая один толчок за другим. Проникая глубоко и упруго.
Мираэль стонет и выгибается навстречу. Иногда вскрикивает. Цепляется пальцами за мужские ладони. Но не останавливает. Лишь вздрагивает раз за разом и с отчаянной покорностью принимает в себя мужа.
И едва ли понимает, что, кончив, Аттавио не торопиться покидать его лона. Наоборот — вжимается сильнее, удерживает руками и мягко поглаживает, будто успокаивая после своеобразного марафона.
А еще целует. Непривычно, но так сладко и нежно, что нереальные ощущения затмевают остатки сознания и погружают ее в волшебное марево, состоящее из тепла и неги…
Рассматривая себя в зеркало, Мираэль недовольно поджимает губы и даже морщится. Хочется ругаться, хочется взять и незамысловато побить мужчину, который «украсил» ее шею, плечи и грудь яркими отметинами.
И вот как в таком виде она покажется Золе? Что подумает эта девушка, увидев эти порочные и вульгарные отметины?
Ужас какой!
Недопустимо!
Ох, и зла она на мужа.
Но больше — на саму себя, которая позволила сотворить с ней подобное. И распутно отозваться на все те непотребства, что тот с ней сотворил.
Например, вульгарно стонать. Выгибаться в экстазе. И даже кричать от наслаждения.
Кошмар, сущий кошмар…
Но стоит Мире вспомнить тяжесть и неестественную наполненность внутри себя… Жадные поцелуи и властные движения…
Даже голова кругом идет и живот наполняется сладостью, а голова — туманным флером.
И вот что это может значить?
Что она — развратная и распутная женщина?
Что она, поступившись с собственными принципами, не может сдержать собственные животные инстинкты?
Как же выдержать эти мучения? Как смотреть на себя, а еще — в лицо мужу, с которым у нее должны были быть сугубо деловые и независимые отношения? Как сдержаться и не покраснеть в его присутствии, зная, что он не только видел ее голой и помешавшейся от страсти, стонущую и выгибающуюся от чувственных ласк, но и иступленно шептавшую его имя и прижимающейся, чтобы получить еще, еще больше удовольствия?
Чтобы избавиться от неприятных мыслей и эмоций, Мира решает привычно занять себя делом. Но сначала — тщательно и кропотливо одевается в самое глухое и закрытое платье, тщательно причесывается и убирает волосы в скромную и тугую прическу.
Идет в библиотеку. Именно туда, где, как сообщил дворецкий, сложили купленные накануне книги.
Разбирая их, таки разные и такие манящие, Мира незаметно для себя успокаивается, увлекаясь. Рассматривает с жадным любопытством, углубляется в чтение. И совсем теряет связь с временем. Пару раз в библиотеку заглядывает Зола, но графиня едва ли обращает на нее внимание, как и на столик с легкими закусками и чаем. Отмахивается, когда та напоминает о том, что пришло время обеда. И что-то бурчит в ответ на замечание, что «негоже молодой госпоже сидеть столько часов подряд среди книг и игнорировать приглашение мужа».
Да-да, даже последний комментарий Мира пропускает мимо ушей. До супруга ли ей сейчас, когда в ее руках такое богатство?
Поэтому нет ничего странного в том, что граф появляется в библиотеке собственной персоной.