Выбрать главу

Тут, конечно, не согласиться трудно — графиня Тордуар удивительно красива, а, познав чувственность и удовольствие, еще и стала постепенно приобретать ту особенную женственную мягкость и теплое очарование уверенной и знающей себе цену женщину.

«Послушайте, Мираэль! Вы удивительное существо неземного порядка! Вы выше всей этой суетящейся толпы вокруг, и вам нужен мужчина под стать! Вы чувственны и нежны, в вас так много божественного света и нежности, что вас не испортит ни простое мещанское платье, ни отсутствие драгоценных камней! Вы вся сама — сплошное украшение этого мира, и я боюсь…»

Сколько эпитетов! Сколько восторгов! Аж тошнит!

«… и я боюсь, что вы погибнете подле человека, для которого вы не больше, чем удачное приложение! Неужели вы не видите, что он не ценит, какое сокровище попало ему в руки? Я слышал, что граф на целых пять лет отправил вас в деревню, чтобы вы не мешали ему развлекаться с любовницами! Разве такого вы достойны? Разве можете вы, человек с такой тонкой душевной организацией и трепетным сердцем терпеть подобное отношение?! Одумайтесь, и я готов оказать вам всю возможную поддержку для того, что сделать вашу жизнь приятной и достойной!»

Как же много слов… И сколько восторженной самоуверенности!

«Я понимаю вас… О, как я понимаю вас! Вы так молоды и так трепетны, поэтому многого не видите, но я помогу вам! Я открою вам иной мир — мир чувств и искренних эмоций, а не жестокости и холодности, которые вам может дать муж. А ведь эта глыба льда только на это и способна…»

Как много на себя берет этот трепетный поклонник! Неужели искренен? Слишком уж много слов — видно, что перечитался любовных романов, и это молодого человека, на самом деле, совершенно не красит.

От дальнейшей любовной чепухи Аттавио почти тошнит. И ему бы посмеяться — ну не чушь ли? А вместо этого он испытывает не только раздражение, но и жуткую… ревность!

Письмо оказывается подписано — и граф без труда узнает отправителя.

Мартин Кваранта.

Чертов Мартин, мать его, Кваранта.

Малолетний сукин сын.

Красивый мальчик, с отлично подвешенным языком и помешанный на новомодных романизированных веяниях, провозглашающих наслаждение и удовольствие вершиной эволюции. Испорченный и развратный мальчишка, умеющий, к сожалению, искусно обводить людей вокруг своего красивого и ухоженного пальчика.

Прыщ на заднице родителей, герцогов Кваранта.

Но любимый младший сын. Как следствие — избалованный и капризный.

Они встретились с ними на последнем рауте в поместье графа ЛеРавье. Не заменить интереса младшего Кваранта к Мираэль он не смог, как обычно, глубоко внутри возмутился, но старательно скрыл. Потому что этих «мальчиков», пускающих слюни на его жену, становится с каждым разом все больше и больше — уже нет никаких сил считать их и отваживать. И так уже опростоволосился тогда, с принцем.

И хотя в результате они с женой стали настоящими супругами и разделили постель, но…

Осадочек-то остался.

Люди шептаться начали. И раздувать из мелочи всевозможные слухи, на которые ему-то было глубоко наплевать.

В отличие от, наверняка, той же самой Мираэль.

А теперь вопрос — сколько уже таких писем получила его дражайшая супруга? Какой отклик они получали в ее юном и неопытном сердце?

Неужели не льстит такое внимание?

Неужели не привлекает и не заманивает перспектива познать что-то новое, да еще и с человеком, который будет разделять ее страсть к литературе и мягкий, чувствительный к прекрасному, характер?

Ревность отравляет. А Аттавио не привык чувствовать ревность.

Пытается привести разумные доводы. У него нет причин сомневаться в жене — он видит все своими глазами. Видит, как она реагирует на него, и как — на прочих. Видит, как улыбается ему, и как — другим, даже самым обаятельным кавалерам. И уж точно прекрасно осознает, насколько искренняя она, оказываясь в его руках.

Его маленькая и красивая жена…

«Разменная монета» — как-то сказала она.

Пусть. Случилось что случилось.

Брак принес ему титул, ее семье — деньги.

Ей тоже пожаловаться было не на что. Она познала роскошную жизнь, осталась к ней равнодушной, стала изучать мир сначала через книги, потом — через собственный опыт в роли простой учительницы и скромную жизнь.

Сейчас она снова училась. На этот раз вещам куда как более изысканным, пусть и, как она говорит, развратным.

И ее учитель — он сам.

Но надолго ли?

В какой момент она, с любопытством исследователя познав все, захочет большего? Оглянется вокруг себя, зацепится взглядом за… да за того же герцога и, трогательно склонив голову набок, решит: «А почему бы и нет?»

Эти мысли почему-то выводят Аттавио из себя. И даже заставляю скрежетать зубами от плохо скрываемой ярости!

Слегка забывшись, мужчина слишком сильно сжимает живот лежащей подле него супруги. Та порывисто выдыхает. И просыпается.

— Что случилось? — шепчет она сонно и растеряно.

— Ничего, — откликается граф хмуро, — Спи.

— А почему сам не спишь?

Потому что дурак, почему же еще.

Раздраженный и ревнивый дурак, который, видимо, с возрастом размяк и совершенно потерял голову.

Не может обуздать собственные чувства и мысли. Перевести их в мирное и деловое русло, как это всегда было раньше.

Перевернувшись на бок — лицом к нему, — Мираэль неожиданно обнимает руками его голову и закидывает ногу на бедро. Легко, пребывая в дремотной лени, прижимается и тянется губами ко рту.

Целует. Все так же рассеянно и сонно.

У нее такое бывает. Не скованная приличиями дня, находясь на пограничье между сном и явью, полученным удовольствием и предвкушением продолжения, она может тянуться к нему, может быть, только в чисто женском желании получить порцию тепла и нежности, но на деле вызвать куда как более низменные порывы. И это в его-то возрасте, когда, казалось, плотские удовольствия должны были уже если не приесться, то, хотя бы, немного надоесть…

Но — Аттавио целует жену в ответ. Крепко обнимает за тонкий стан, прижимая к себе. Опускает руку чуть ниже, обхватывая мягкие и округлые бедра и чувствуя, как естество отзывается в ответ на неосознанную ласку Мираэль.

А ведь он только-только кончил…

— Скажи, если тебя что-то беспокоит, — шепчет его маленькая супруга, рассеянно проводя пальчиками по лицу, — Может, станет легче…

И оскорбить ее своей ревностью? Поймет ли?

— Ничего, — врет, отвечая, Аттавио, — Ничего меня не беспокоит. Но спасибо.

— Обращайся…

Через несколько секунд она снова засыпает — прижавшись к нему, тихонько сопя в шею и продолжая обнимать. Доверчиво. Расслабленно. Как-то по-детски.

А Аттавио, неожиданно успокоенным этим, очень скоро присоединяется к ней.

Пока она здесь, под боком, ему спокойно и уютно.

А эти трепетные мальчики…

Черт с ними. Разберется. Со временем.

* * *

Первую половину следующего дня Мира занимает себя готовкой. Хотя, на самом деле, по большей части она больше контролирует и помогает, совершенно незамысловато наслаждаясь неспешной суетой в жаре кухни, беззаботной болтовней с кухаркой и невинной перебранкой с поварятами.

Ну, а самой челяди нравится их молодая хозяйка. Она проста и совершенно не заносчива, может посмеяться и улыбается искренне и светло. И одновременно все равно видно — несмотря на все замашки обыкновенной мещанки, перед ними тем не менее дама благородного происхождения: графиня не повышает голоса, порой изъясняется витиевато и хитро, а уж голосок у нее — заслушаешься. Мягкий, вкрадчивый и музыкальный.

А еще она не чурается простой бытовой работы по дому. Может и со стола сама за собой убрать, и вещи сложить, и чай себе или мужу приготовить. Не ругается и истерики не закатывает, не придирается, к слугам обращается вежливо, но с достоинством госпожи. А любые спонтанные склоки пресекает сухо и строго. Причем так же не повышая голоса. Может так глянуть своими зелеными глазами, что даже взрослые женщины и мужчины язык прикусят и голову опустят, признавая свою неправоту.