Не выдерживает первой именно Мира — она скользит языком по нижней губе мужчины, игриво щекоча, слегка подтягивается. В груди становится тесно, хорошо, что под просторным домашним платьем нет корсета, только нижняя сорочка. Но даже она неприятно давит и раздражает.
Поэтому девушка сама развязывает узелок пояса и тянет его, чтобы лиф платья распахнулся. Конечно, она откровенно дразнит своего супруга. И поощряет одновременно. За заботу. За внимание к ней и ее здоровью.
И с наслаждением опускает ресницы, когда Аттавио, привычно обхватив пальцами ее затылок, углубляет поцелуй. Делает его уверенней и жестче.
Именно так, как ей нравится. Как она желает. И уже не представляет по-другому.
Своими уверенными руками и телом Аттавио стягивает ее на пол, на ковер. Целуя все с большей жадностью, быстро и уверенно разоблачает: сначала платье, потом — и сорочку. Невесть откуда сквозняк неприятно проходится по голой коже, заставляя ту покрыться мурашками. Но как только рука граф ложится на полную грудь и сжимает одно из полушарий, Мира сладко стонет и выгибается навстречу. Жадно обнимает за шею и голову. Прижимается разведенными в сторону ногами к обтянутым брюками бедрам. В отличие от нее, Аттавио до сих пор одет. И девушка спешит исправить это недоразумение.
Хотя бы немного.
Мужчина довольно рокочет, когда чувствует ласкающие его через одежду ладони жены, одновременно раздевающие его. Пока еще не очень умело, но старательно расстегивающие пуговки, запонки и пояс. Вытягивающие ткань рубашки из-за края брюк и поглаживающие грудь и живот.
Инстинктивно толкается бедрами вперед, когда миниатюрные пальчики касаются бедер и паха — чтобы стянуть и нижнюю часть его одежды и дать себе волю прикоснуться к куда как более интимным местам…
От касаний мягкой и нежной ладони к его члену он возбуждается быстро и споро. А уж от аккуратных и нерешительных движений пальчиков по стволу он готов взвыть и выругаться. Эта невообразимая смесь — с одной стороны, Мира откровенно показывает свое собственное желание и стремление сделать ему приятное, с другой же — она по-прежнему не искушена и стеснительна, как девственница.
И это заводит его до безумия. Настолько сильно, что он, не сдержавшись, слишком сильно сжимает ее в своих руках и прикусывает нежную женскую губку.
Девушка даже вскрикивает.
Но этот болезненный и жалобный звук его почему-то не отрезвляет. Наоборот. Вожделение становится таким сильным, что затмевает его разум окончательно.
Позже, конечно, он снова пожалеет о своей несдержанности и чрезмерной грубости, но накопившиеся за последние сутки ярость и ревность сейчас взрываются в нем ярким фейерверком, и он действует жестко и авторитарно, неимоверно пугая свою молодую жену.
Он с невероятным пылом снова набрасывается на ее губы и одновременно — резко врезается в женское лоно, еще недостаточно влажное и подготовленное для вторжения. Мира снова вскрикивает и впивается ногтями в твердые мужские бока. Аттавио сразу начинается вколачиваться в нее — быстро и глубоко, из-за чего она глухо стонет и скулит и, извернувшись, жалобно просит:
— Подожди, Аттавио… Не так жестко…
Но супруг не останавливается. Его движения грубы и порывисты и вызывают ужасно неприятное жжение, и Мира болезненно всхлипывает. Но старается подстроиться, расслабиться… Хотя откуда-то приходит понимание — что-то не так… Происходит что-то неправильное…
Аттавио даже рычит как-то странно, по-звериному, беря ее по-животному дико и необузданно. Бьется в нее, давит всем весом, и в какой-то момент она даже начинает задыхаться…
Ее промежность словно разрывается. И животу тоже становится больно.
Поэтому она снова умоляет:
— Аттавио! Потише! Пожалуйста!
Но муж ее словно не слышит. И не слушает ее просьбы. Продолжает двигаться грубо и решительно, будто… наказывая за что-то?
Пересилив себя, Мира успокаивающе гладит супруга по спине. По ребрам. Кладет ладонь на затылок и даже старается найти губами его рот, чтобы уже поцеловать его самой. Но тот почему дергает головой, будто та отвлекает его от крайне важного дела и…
Все равно продолжает брать ее. Жестко. Безжалостно.
А после — скидывает с себя ее руки и переворачивает. Ставит на колени и локти. И, крепко сжав бедра, снова вторгается в истерзанное лоно, вырывая из груди очередной жалобный крик.
— Аттавио! Аттавио! — отчаянно зовет своего мужа девушка, силясь привести его в чувство. Потому что… Ее охватывает самый настоящий страх. — Аттавио, хватит!
И на этот раз ее голос все-таки прорезается через темное марево. Мужчина замирает.
— Аттавио… — стонет Мира, в изнеможении опуская голову и утыкаясь лбом в свои руки, — Пусти… Пожалуйста…
— Мираэль… — на выдохе шепчет ее имя Аттавио, наклоняясь и прижимаясь к ее спине.
Касается губами лопатки. Скользит чуть в сторону и выше — к чувствительному затылку. Слегка прихватывает кожу зубами.
— Да что с тобой такое… — ошеломленно выдыхает девушка, морщась от очередной болезненной пульсации, которая расходится от мужской плоти, по-прежнему находящейся в ней. — Мне больно…
Спиной она чувствует, как тот напрягается. У нее получилось?
Получилось же?
Но тут Аттавио снова толкается в нее, из-за чего Мира снова всхлипывает.
Небольшая передышка.
И снова толчок.
И прикосновение пальцев к нежным и чувствительным складочкам.
Легкое нажатие на тугой бугорок…
И девушка благодарно стонет, ведь эта ласка немного, но все же перетягивает на себя неприятные ноющие ощущения от прежней грубости.
Еще один толчок… И еще…
Аттавио входит по-прежнему глубоко, но проникновение уже не ощущается настолько болезненно и жутко. В этом ей помогают умелые пальцы, ласкающие ее чувственное местечко. Трущие клитор и пускающие волны удовольствия от паха к напрягшимся соскам.
И все же… окончательно дискомфорт никуда не пропадает. И по-прежнему неприятно отвлекает.
Даже когда благодаря стараниям Аттавио она сочится влагой.
Даже когда низ живота сводит спазмом от подступающего пика.
Ей все равно больно…
Но она терпит. Сжав зубы, прикусив изнутри щеку…
Терпит.
А еще — тихонько плачет.
Соленые капельки стекают по щекам к подбородку, и она инстинктивно слизывает их и чувствует соль.
А, может быть, это кровь? Едва ли они осознавали, в какой момент она или Аттавио, прокусили губу…
Муж продолжает биться в нее, снова наращивая темп. Ноги уже не держат ее, и она медленно сползает на ковер, распластавшись, как жертва на алтаре. Но это не останавливает мужчину. Он продолжает толкаться в нее и ласкать пальцами, снова вдавливает собой в пол и кусает в шею, оставляя очередную метку.
Ни о каком стыде сейчас, разумеется, не может идти и речи. Боль странным образом смешивается с удовольствием, все чувства обостряются и переплетаются между собой, и Мире кажется, что она просто начинает сходить с ума.
Она все яснее и яснее начинает чувствовать плоть мужа внутри себя. Страдает от разрывающих ее ощущений. И почему-то одновременно — наслаждается острой пульсацией, разгоняющей по всему ее телу одну горячую волну за другой.
Она снова стонет и всхлипывает. Но почему-то с наслаждением принимает все атаки и толчки мужа.
Опять скулит, порывисто выдыхая его имя. Опять просит. Вот только о чем?
Что бы он остановился?
Или чтобы продолжил?
Его пальцы действуют эффективно и правильно, все таки подводя ее к пику.
И отчего-то ей уже не хочется, чтобы это прекращалось.
Боль… Удовольствие… Спазмы… Пульсация… Кажется, за всем этим только обрыв и отчаяние. А вот сейчас… Прямо здесь… Пока муж берет ее… заставляет истекать соками и вкрикивать от каждого упругого толчка…
В этом есть жизнь. Есть дыхание.