И оба при этом молчат. И даже не смотрят в сторону друг друга.
В полном молчании, под стук бьющихся о брусчатку колес, скрип дерева и ржание лошадей, они добираются до самого дома. Первым наружу выходит Аттавио. Обходит карету, отмахивается о подступившего слуги и открывает дверцу с противоположной стороны, чтобы подать навстречу жене свою руку.
— Спасибо, — тихо благодарит Мира, на этот раз решив все-таки посмотреть в лицо мужа. Но тут же вздрагивает, так как ей не нравится, как сурово и напряженно оно выглядит. И говорит, — Ты злишься… Не надо, пожалуйста.
— Потом, Мираэль. Сейчас нам не стоит говорить.
Заглушив свой порыв воспротивиться этому решению, девушка неуверенно кивает и шагает вслед за Аттавио, который уже отпустил ее. А уже холле, в отличие от мужчины, она вежливо здоровается с дворецким, провожает взглядом удаляющуюся в решительном шаге мужа и…
И больше ничего. Стоит, замерев, посреди комнаты, недовольно закусывает губу. И не сразу понимает, когда к ней обращается Рико.
— Простите? — вскидывается, обернувшись, девушка.
— Я помогу, — терпеливо повторяет секретарь, и только тогда Мира чувствует, что тот пытается снять с нее манто.
— Спасибо, Рико.
— Не переживайте, графиня, — понизив голос до шепота, продолжает молодой мужчина, — Мессир, конечно, не в духе, но ему нужно подумать. Расставить все по своим местам.
— Шахматы, — рассеянно бормочет Мира.
— Простите, что, госпожа? Я не понял. Вы хотите поиграть в шахматы?
— Нет. Не обращайте, пожалуйста, внимания. Спасибо за помощь. Вы задержитесь? Приказать заварить чая? Или кофе?
— Благодарю за гостеприимство, но я не хочу утруждать вас своей компанией.
— Ваша компания не может быть в тягость. Вы так помогаете мне… И Аттавио.
— К сожалению, сегодняшний вечер оказался тяжелее, чем планировалось. Поэтому вам надо с супругом отдохнуть.
А вот это сущая правда. В плане тяжести. И отдыха тоже.
— Тогда спокойной ночи, Рико. И еще раз спасибо.
— Всегда к вашим услугам, госпожа графиня, — учтиво кланяется Рико и, передав манто молча взиравшему на них Даниэлю, просто уходит. Он сказал все, что хотел. Остальное приходится оставить на волю Бога-Творца.
И в этот момент Мира понимает, что осталась совсем без поддержки и дружеского плеча. Аттавио? Он явно не в духе и любое ее слово станет только дополнительным раздражителем. К тому же, к сожалению, еще свежи в воспоминаниях недавние события и свежи ощущения после них — несмотря на решенные вопросы и примирение, она не может отделаться от ощущения, что она еще не до конца может довериться ему и потому — позволить лишнее. И едва ли сегодняшняя стычка упрощает дело. Однако одновременно она понимает и его. Наверняка, голова Аттавио сейчас полна анализа, и он уже просчитывает очередную шахматную партию, которая позволит ему с достоинством выйти из хитросплетений интриг и склоков.
Вот только что же делать ей? Пойти сейчас к нему, пойти наперекор и все же вывести на разговор? Или же послушно отправиться в свои комнаты и лечь спать?
Но вряд ли она уснет быстро… Вряд ли сможет отвлечься от неприятных мыслей и того тягучего и колкого чувства внутри себя, которое заставляет ее нервно шевелить пальцами и дергать подбородком.
Странно… Но ни разу за все то время, что она провела подле Аттавио после возобновления их «контакта», девушка не чувствовала себя настолько неуверенно и растерянно.
Поэтому, чтобы успокоить нервы, девушка просит свою горничную о травяном настое. Пока ждет ее в спальне, распутывает прическу и снимает драгоценности. Пытается раздеться, но это не просто — слишком много завязок, шнурков и булавок. Воротившая Зола, разумеется, помогает, но тактично молчит и ни о чем не расспрашивает. Может, чувствует напряжение графини, а может, читает на ее лице нерасположенность в разговору. Хотя, конечно, девушке любопытно — а как прошло? А видели ли короля? А понравилось ли платье другим дамам?
— Я могу еще чем-нибудь помочь, миледи? — ласково спрашивает горничная после того, как, переодевшись в ночную сорочку и домашний халат, Мира устраивается за незамысловато накрытым столиком.
— Спасибо, Зола, все в порядке. Я скоро лягу спать.
— Тогда спокойной ночи, госпожа.
— Спокойной ночи, Зола.
Поклонившись, девушка покидает графскую спальню. Но, заворачивая за угол коридора, едва не вскрикивает, испуганно дернувшись назад.
— Простите, мессир, — лопочет она, хлопая глазами на неожиданно появившегося графа, — Я вас не заметила…
— Ничего страшного, — рассеяно бурчит граф, как будто почти и не заметив девушку, — Графиня у себя?
— Да, господин.
— Можешь идти.
— Тогда… Спокойной ночи?
Мужчина кивает и продолжает идти вперед. А ведь и он тоже до странного напряжен, — ловит себя на мысли горничная, непроизвольно закусывая губу. И куда как больше, чем ее госпожа. Что же все-таки произошло? Супруги поссорились? Или что-то посерьезней?
Вот бы пошушукаться с кем-то об этом… Но нельзя. Внутреннее чутье подсказывает — не стоит.
…Но уже следующий день приносит с собой то, что заставляет графскую чету и их немногочисленных друзей активизировать все возможные резервы для решения принесших той самой бурей вопросы и задачи.
Проснувшись, Мира сладко потягивается и зевает, прикрыв ладошкой рот. От ее копошения рука мужа, практически всю ночь обвивающая ее за талию, напрягается. И властно, хоть и безотчетно подтягивает к своему голому торсу и прижимает к груди.
И этот немного грубоватый жест нисколько не пугает девушку — наоборот, заставляет вспомнить, как накануне, несмотря на все ее опасения, муж пришел в ее спальню. И хотя они толком так и не поговорили, супруги потянулись друг к другу, как противоположно заряженные магниты. Аттавио — в порыве показать свою власть и право полного обладания, Мира — в безотчетной нежности и отчаянии. И потому гостеприимно распахнула ему свои объятия, принимая жадность супруга как нечто само собой разумеющееся.
Жадным он кажется и сейчас. Даже спящий, граф стремится к тесной близости, не взирая на некоторое неудобство. Дышит глубоко и шумно, опаляя дыханием кожу ее головы, а пальцами непроизвольно сжимая чувствительное полушарие и нежный кружочек соска.
Но Мира не жалуется. Ее устраивает собственнический нрав супруга. И никакой ущемленности по этому поводу она не чувствует.
Однако девушка хочет встать, чтобы посетить уборную. И поэтому аккуратно накрывает своей ладонью пальцы мужа, чтобы снять их с себя.
Но безрезультатно. Прерывисто выдохнув, Аттавио что-то бормочет через сон и только сильнее сжимает ее. А еще зарывается носом в волосы.
— Аттавио… — тихонько шепчет девушка, — Отпусти, пожалуйста.
— Нет, — неожиданно четко отвечает мужчина. И опускает руку ниже, чтобы, раздвинув ее бедра, скользнуть пальцами к промежности.
Мира снова ерзает, но позволяет эту откровенную ласку. После ночного напора Аттавио мышцы ее тела немного ноют, а внутренние стеночки болезненно сокращаются, но мужские пальцы погружаются в теплую влагу и безошибочно растирают чувствительные местечки, вызывая хорошо знакомое томление и пульсацию.
— Аттавио, — всхлипывает Мира безотчетно, откидывая назад голову и чувствуя рассеянный поцелуй в изгиб шеи. — Не стоит… Пора вставать.
Но, подготовив ее для своего вторжения, муж уже прижимается к ней своим членом и медленно входит.
— Ты все еще злишься? — все-таки сонно спрашивает Аттавио.
Девушка недоуменно выдыхает.
— Я не злюсь. И не злилась. С чего ты взял?
Один аккуратный толчок — неглубокий и чувственный. И очередное сладкое прикосновение к упругому бугорку. И Мира выгибается и тоненько скулит в ответ.
— Вчера я был груб, — сознается Аттавио. И снова толкается.
Девушке трудно с этим не согласиться. Но опять же — не видит в этом проблемы. Привыкла.