Прикосновение гладкой головки она чувствует ярко и четко. Инстинктивно дергается, чувствуя первое и неторопливо проникновение. От неестественного давления хочется вскрикнуть. Возможно, даже поругаться.
— Тшш… — упрямо рокочет муж, чей голос от возбуждения даже немного дрожит. — Сладкая, все будет хорошо… Доверься. Я так хочу тебя… Я без ума от тебя… Любого порву, кто посмеется к тебе прикоснуться…
— Аттавио… — стонет Мира, — Это страшно…
— Не бойся, девочка… Пожалуйста, только не бойся…
Плоти мужа в ней совсем немного. Но местечко, незнакомое с этим ощущением, продолжает жечь, и поэтому девушка несчастно скулит. Однако Аттавио снова накрывает ладонью влажное и встревоженное лоно и начинает усиленно тереть чувствительный бугорок, отвлекая и пуская приятную пульсацию.
Несильно толкается.
Девушка вскрикивает.
Еще немного стимуляции… И мужчина подается назад, этим движение раздражая тугие стеночки и даря короткий отдых.
Шумный выдох. И тихий грудной рокот.
Еще один толчок, только более глубокий. И Аттавио сквозь стиснутые зубы ругается.
— Тесная… — комментирует он прямо в ухо Миры и вдруг касается ушной раковины языком.
От остроты ощущений девушка трепещет, дергается вперед и неосознанно мотает головой.
— Аттавио… — снова зовет она мужа по имени, и мужчина снова толкается.
Собственный громкий крик оглушает. Боль и приятный спазм внизу живота смешиваются, давая совсем уж необычные ощущения. Но девушка уже не сопротивляется, старательно расслабляется и принимает все — и жжение, и странную наполненность, и острое удовольствие.
Теперь уже дергается Аттавио. По-звериному зарычав, он сжимает пальцами клитор и входит уже наполовину. потом, отклонившись, еще раз. И еще раз.
— Творец… — кощунствует Мира и тут же закусывает губу. Утыкается лбом в простынь, мотает головой и стонет, — Аттавио, господи…
— Да, сладкая, — бормочет муж, на секунду замирая, — Очень больно?
— Мм… терпимо…
Услышав это, мужчина приходит в движение — неторопливое, с оттяжкой. Продолжает ласкать ее пальцами и толкается, проникая все глубже и глубже. Увеличивая амплитуду. И скорость. Растягивая и почти разрывая своими размерами, но…
Он что-то задевает внутри нее. Какие-то неизвестные ей точки, из-за чего по всему телу проносится волна жара и отдается тяжестью в груди и животе.
Аттавио прижимается к ее спине и побуждает опуститься, вытянув ноги. Из-за этого проникновение становится острее и ощутимей, и Мира вдруг чувствует странную судорогу. Поэтому — она вскрикивает и вскидывается. Рука, что придерживала ее за бедра, вдруг перехватывает за плечи. Давит на шею. Затылок обжигает укус, и девушка снова всхлипывает от слишком сильных ощущений.
— Моя… Моя девочка… — шепчет Аттавио, зализывая след своих зубов, — Самая нежная… самая красивая… Мираэль…
Из-за веса мужского тела дышать становится непросто. Но едва ли Мира обращает на это внимание, полностью увлеченная небывалыми ощущениями и эмоциями. Странное удовольствие наполняет ее, кружит голову и заставляет стонать и вздрагивать от каждого движения. Что-то набухает… пульсирует… Становится невыносимо жарко и тяжело… И вдруг длинный пронзительный крик вырывается из нее, а вместе с ним — и распрямляется внизу живота некая пружина, которая стреляет в самый мозг и заставляет ее содрогнуться всем телом.
Мира снова кричит. И настолько глубоко погружается в невообразимый экстаз, что практически не чувствует неистово толкающего в нее мужа, который, увеличив темп и погружение до максимально уровня, практически вбивает ее в несчастно скрипящую постель.
Заканчивает Аттавио лишь спустя пару минут после нее — с яростным рыком и ее именем на губах, которые прижимаются к ее виску и жадно выцеловывают влажные от пота волосы.
— Ты невозможен… — выдыхает потрясенно девушка, когда мужчина скатывается с нее и вытягивается рядом. Но обнимает ее и притягивает к себе под бок.
— А ты — невозможно прекрасна, — парирует тот, снова целуя ее, на этот раз — в макушку.
Глава 28.2. Буря
Пусть Мире и кажется, что после устроенного мужем пикантного и далекого от приличий марафона она не сможет даже с постели подняться, повышенное чувство ответственности заставляет ее взять себя в руки и не только привести себя в порядок, но и вытолкнуть из кровати мужа, который вроде как серьезно решил провести день в ее компании да в горизонтальном положении.
И сделала, как оказывается, это очень своевременно.
Запоздалый завтрак, по времени больше подходящий для обеда, оказывается ознаменован большим количеством корреспонденции как для графини, так и для графа. По большей части — уже привычные документы и договора, пригласительные письма и билеты. Но среди них у обоих супругов оказались и весьма примечательные конверты — примечательные тем, что на них красовались восковые оттиски с королевским гербом. Разнообразия ради сидящие рядышком, а не напротив друг друга, как обычно, супруги одновременно переглядываются, заметив этот презанимательный факт.
Можно ли ожидать что-то хорошее от этих посланий? После вчерашнего? Шанс, конечно, есть всегда. Но пока не вскроешь, пока не прочитаешь — никогда, разумеется, не узнаешь.
Первым свое письмо вскрывает Аттавио. А вот Мира не торопится притрагиваться к светло-бежевому пакету, отмеченному знаком короля, и продолжает неторопливо пить чай. Смотрит при этом, конечно, исподтишка на мужское лицо, отмечая скупые и едва заметные эмоцию, тенью скользящие по нему. Напряжение. Мрачное ожидание. Понимание, но не принятие. И, в конце концов, ярость.
Мира не ждет, что муж отдаст ей письмо, чтобы та прочитала. Но отдает. Девушка аккуратно перехватывает тонкую бумагу с золотым тиснением, читает, но далеко не сразу пробирается через текст, полный витиеватых и сложных конструкций. Плюс сказывается волнение. Несмотря на всю человечность короля, Филипп остается королем — могущественным и обладающим властью и своими собственными соображениями. И понятно, что эти самые соображения не могут прийтись всем по вкусу.
Но за некоторые фразы все-таки получается уцепиться:
«Едва ли мы, Наше Величество Филипп, можем пропустить вопиющее неприличное поведение, которое Вами было продемонстрировано королевскому двору. Позволив себе неподобающее нарушение этикета и правил, Вы бросили тень не только на собственную фамилию и статус, но и на репутацию Вашей жены и Вашего монарха. Столь недопустимое попрание моральных и нравственных установок не может оставаться без внимания и коррекции. И, разумеется, осуждается Нами и подлежит порицанию».
Строгий и назидательный тон письма гармонично переплетается с вроде как дружественными интонациями, которые обычно может использовать товарищ или компаньон. Но искуственность, прячущаяся за высокопарным слогом, больше нервирует, чем обнадеживает. Да и итог письма тоже оказывается неутешительным.
«Мы считаем ественным и разумным дать Вам, граф Тордуар, реализовать свой потенциал на поприще, лучше всего подходящему и Вашим способностям, и Вашему темпераменту.
Нашему королевскому Величеству известно о наличие в Вашей юрисдикции часть Западных колоний. Несмотря на то, что Ваш опыт и способность контролировать работу на расстоянии, Мы считает за необходимость Вашего личного участия в данном направление, а посему приказываем:
Графу Аттавио Тордуару, урожденному Дэрташ, отправиться в неограниченную во времени и ресурсах командировку на территорию Западных колоний, а именно на обозначенные официальным распоряжением от 62 года Седьмого периода побережья Интарьяского залива, рек Лиссан и Морсьяш, а также их окрестности с инспекцией и осуществлением контроля вышеуказанных территорий.
Данное письмо надлежит использовать в качестве официального назначения и отказа не приемлет. На подготовку к отъезду Мы даем вам неделю».