— Отчего же? Откуда такое рвение к брачному целомудрию?
— Простите, но это не та тема, которую я готова обсуждать даже с подругами.
— Мне кажется, у вас не так уж и много подруг. Для этого вы слишком образованны и независимы. Поэтому можете поделиться своими чаяниями и надеждами со мной, своим королем.
Этот обманчиво дружелюбный настрой должен обворожить и расположить девушку к себе, но вместо этого Мираэль чувствует одно раздражение и досаду. Король достаточно прямолинеен и оттого — навязчив и неприятен ей. Да и двойственность ее положения… Слишком быстро Филипп перешел от темы измены к якобы душещипательным разговорам. И поэтому внутренне молодая графиня напряжена и настроена весьма агрессивно. И тратит все свои силы на то, чтобы сдержать рвущееся наружу недовольство. К сожалению, она не в том положении, чтобы показывать свой характер…
— Простите меня за грубость, Ваше Величество… — тихо, но четко проговаривает Мираэль, — Но едва ли я могу позволить себе это. И мне хотелось бы больше определенности. В первую очередь — о моей и моего супруга судьбе.
— Вы даже на минуту не можете позабыть о графе и не думать о нем? — теперь уже король парирует раздраженно.
— Граф — мой муж, Ваше Величество. Иначе и быть не может. И я искренне беспокоюсь о нем…
— Если это так, — король презрительно вскидывается, — то тем более непонятно, почему вы решились на такую глупость. Почему нельзя было спокойно принять свою судьбу и подчиниться? Невелика печаль — разлука. Все рано или поздно проходят через это испытание! Не вы ли сами прожили в ссылке долгих пять лет? И я могу сказать, что ваш муж не очень-то переживал по этому поводу.
— Вы прекрасно осведомлены о причинах этого недоразумения. И будет жестоко снова разлучать нас, разве не так?
— Вы называете меня жестоким, госпожа графиня? — губы Филиппа искажает жесткая и властная улыбка.
— Нет, — отвечает, не отводя взгляда, девушка, — Но чувствую себя несчастной, лишь представив, что окажусь разделенной с мужем морем.
— Вы так и не ответили — откуда такая привязанность? Особенно — к такому тирану, как Аттавио?
— Оттуда, где берут свое начало прочие чувства.
— Чувства… Надоедливая штука, скажу я вам.
— Не более, чем всё прочее — правила, обряды, фальшивые, но столь необходимые улыбки…
— Привычка. Ваша нежность и преданность возникли именно таким образом?
«Зачем ему это? — проносится в голове Миры недоуменная мысль, — Почему он это делает?»
— Ваше Величество… — девушка мягко и грациозно поднимается на ноги, — Я бы хотела получить ответ на свой вопрос. Что нас ждет? Меня и графа?
— Сядьте! — приказывает король, — Всему свое время…
«Почему он тянет? Чего добивается?»
— Вы красивая молодая женщина. С четкой позицией и устойчивой психикой. Именно такие фрейлины и нужны при дворе. А что вас ждет там, в колониях? Суровая и полная скуки жизнь? Несомненно, среди местного общества вы будете блистать, но провинциальный бомонд не чета королевскому двору. Разве не так?
— Я не размышляю подобными категориями, Ваше Величество. И какая, собственно, разница? Я не изнежена и не избалована судьбой. Поэтому едва ли испытаю серьезные трудности…
— Вы так говорите, как будто в мыслях уже там, на побережье.
— Разве это плохо? Где угодно, лишь бы подле мужа…
— Ну хватит! — почти рычит король внезапно, — Сколько можно?!
Но Мираэль неожиданно чувствует удовлетворение. Нет, она не собиралась выводить царственную особу из себя, но, вытащив наружу его эмоции, наконец-то видит обиженного и оскорбленного своим же собственным эгоизмом человека — именно то, что из себя и представляет король Филипп.
И потому надеется, что этот фарс скоро закончится.
Пытливый разум Аттавио быстро просчитал все возможные выходы из сложившейся ситуации. И потому — мужчина не очень беспокоится. По крайней мере, за себя.
А вот его молодая супруга — совсем другое дело. Взрослая, вполне самодостаточная и прозорливая, она, конечно, во многом превосходит прочих благородных дам их окружения хотя бы своими приоритетами и особым отношением к жизни. Но при этом…
Кому, как не Аттавио, за эти месяцы во всей красе открылись нежность и мягкость Мираэль Тордуар, ей невероятная прямолинейность и одновременно — чуткая восприимчивость? И не потому он совершенно не удивился ее решению пойти против воли Филиппа и последовать за ним в неизвестные колонии, к неизвестной и едва ли благополучной судьбе жены неугодного королю приближенного?
Нет… Этого она не испугалась…
Но это не значит, что она не испугается ареста и личной встречи с Его Величеством, которая, несомненно, состоится — граф это знал наверняка. Слишком хорошо он знал и натуру Филиппа, чтобы не предугадать действия своего короля…
И вот тут возникает закономерный вопрос — сможет ли его храбрая, но такая маленькая и живущая по принципам высоких моральных ценностей оказать должное, но при этом не вызывающее гнева самодержца сопротивление? Или сдастся — закономерно и даже понятно — перед его властью и умением манипулировать людьми и особенного — женщинами?
И он не станет винить Миру за это… Поймет. И простит. Возможно, для нее будет даже лучше остаться при дворе — в комфорте и роскоши, которой, несомненно, обеспечат королевскую фрейлину. И… фафоритку…
Ну да, от ревности самого Аттавио не спасет. Она будет грызть его, как оголодавший пес — кость. Мужчина даже как-то смирился с эмоциями, которыми маленькая графиня умудрилась вызвать в нем. Но это не значит, что он перестал приходить из-за этого в тихую ярость.
Да и как иначе?
Она покоряет, эта Мираэль Тордуар. Естественно и не намеренно. В этом и есть ее несомненная прелесть — всепоглощающая и несомненная.
Глава 29. 2. Противостояние
Хотя граф Тордуар и кланяется, король Филипп видит в его глазах скрытый, но вызов. А еще — настороженность и опаску.
И это вполне ожидаемо, так что не удивляет совершенно.
После емкого и пространного разговора с Мираэль, он отправил девушку восвояси. А точнее говоря — в сопровождении гвардейцев в имение Тордуаров в Санженпэри. И отдал распоряжение сохранить этот факт от ее мужа. Хотя, конечно, хотелось бы продолжить некую игру, чтобы посмотреть на последствия. Но…
Филипп так и не сделал этого. Забыл? Растерялся? Разозлился?
Прекрасная графиня показалась ему бóльше ребенком, чем искушенной взрослой женщиной. Хотя до этого прекрасно справлялась с этой ролью. В ее противостоянии не было женской глупости или желания привлечь внимания. Лишь наивная вера и верность невесть откуда взявшимся романтическим принципам. Однако чего еще стоит ожидать от провинциальной дворянки, которая еще и, согласно относительно свежему докладу, в течение нескольких лет жила как обыкновенная мещанка?
Все-таки Аттавио Тордуар — тот еще шахматист, не зря коммерсант и торгаш до мозга костей. Использовать девушку из обедневшего рода, войти в аристократический свет, стать приближенным самого короля, стать если не другом, то соратником — на всё это нужны выдающиеся способности и отличный ум. Которые, увы, сразу же его подвели, стоило взыграть чувствам.
Вот и сейчас, глядя на мужчину перед собой, Филипп без удовольствия отмечает выражение его лица: самоуверенное, гордое, но настороженное. Аттавио терпеливо ждет вердикта своего сюзерена и вряд ли будет сопротивляться ему. Или прекрасно знает, что ждет его на самом деле?
И потому на самом деле не очень-то и волнуется?
Филипп несколько мстительно тянет время и специально ничего не говорит. Берет со стола графин и наполняет бокал сильно разбавленным вином. Делает несколько глотков… Бесшумно выдыхает. И демонстративно усаживается в широкое кресло напротив стоящего Аттавио.
И не думает предлагать сесть и тому. Тем самым показывая — он очень рассержен на графа. И не желает так легко прощать его.