Мелькнула мысль: на самом деле, разве это не так? Ведь именно ее фраза, сказанная тогда, в машине, заставила его позвонить Гордону Пратту. Джон вспомнил: в начале знакомства он горячо спорил с ней, опровергая ее консервативные взгляды на политику и мораль, пока она не замолкала, сдавшись на милость победителя. Или, как сказал в свое время Гордон: «Эта провинциальная барышня будет твоей Бастилией».
Но подобно варварам, захватившим Рим, он же и растворился в ее убеждениях. Выиграв сражение, он проиграл войну. Жизнь, которой они зажили, отражала ее мир, а не его, так что Клэр вполне могла полагать, что его бунт направлен и против нее. И все же она зашла слишком далеко, если полагает, будто только ее слова, сказанные тогда в машине после ужина у Масколлов, побудили его действовать и что он ухватился за социализм, как за розгу, чтобы высечь ее. Женщины, размышлял он, всегда сводят идеи к личным конфликтам. И, вспомнив ее реплику «Я еще посмеюсь» — насчет его занятий политикой, — он не оскорбился, это даже не задело его. Пожалуй, он был даже польщен, что его считают способным на большее, чем те, у кого на уме только Уимблдонский турнир да Лондонская биржа.
С другой стороны, хоть он и сумел (в собственных глазах) вновь стать бескорыстным и великодушным человеком, ему не удалось избавиться от снобизма, составляющего вторую половину его «я». Нынешние товарищи по северокенсингтонской ячейке лейбористской партии показались ему такими же тупыми и неинтересными, как одноклубники, с которыми он общался двадцать лет назад в Оксфорде. Джон охладел к сливкам общества, однако по-прежнему жалел, что приверженцам социалистических идей не хватает внешней привлекательности и чувства юмора. Он прибегнул к противоядию, и чем глубже вникал в практические проблемы национального дохода и социальных нужд, тем чаще назначал свидания Джилли Масколл.
Глава пятая
На первое их свидание в «Дон Жуане» он приехал на Кингс-Роуд, нервничая по двум причинам: их могли увидеть знакомые и истолковать это на свой лад, а главное — опасался, что будет нелеп в своем унылом, обычном костюме, вполне приличном для Дома правосудия, но неуместном в Челси[18]. Не пошлет ли Джилли его подальше? Его провели к заказанному столику, и он велел подать себе бокал аперитива. Заглянув в меню и увидев цены, Джон содрогнулся и принялся жевать хлебную палочку из корзинки на столе.
Официант принес вино. Время шло. Джону становилось неловко сидеть в одиночку за столиком на двоих. Чтобы избавиться от этого чувства, он заказал еще вина. В четверть второго, когда он раздумывал, уйти или все-таки заказать обед, раз уж он здесь, Джилли Масколл впорхнула в дверь. Оглядевшись, она увидела Джона и направилась к нему. Улыбаясь, она на ходу расстегивала пальто и при этом смахнула полой корзинку для булочек с соседнего столика.
— Извините за опоздание, — сказала она.
Джон поднялся. Подошел официант, собрал с пола булочки, принял у нее пальто. Они сели друг против друга.
— Все эти проклятые автобусы, — сказала Джилли. — С ними лучше не связываться: никогда не знаешь, когда он соизволит прийти. Ждешь целую вечность, а потом хватаешь такси…
— Очень сожалею, — сказал Джон.
— Господи, при чем тут вы! Просто я думала, как бы вы не умчались.
— Ну что вы.
Они принялись изучать меню.
— Одно хорошо, когда выбираешься пообедать с пожилым джентльменом, — сказала Джилли, — можно не заботиться о ценах.
Джона передернуло. Джилли заказала авокадо и бифштекс из вырезки.
— Чем же вы сейчас занимаетесь? — поинтересовался Джон.
— О, все еще хожу на эти нудные секретарские курсы, — сказала она. — А вечера провожу с прыщавыми малолетками. Нет, похоже, у меня с Лондоном сплошные разочарования…
— Чего же вы ожидали?
— Не знаю. Наверное, думала, что люди здесь интереснее. Первую неделю я жила у Генри с Мэри и думала, что встречу там интересных людей, но это же сплошное занудство, их друзья.
— Вроде меня.
Она многозначительно посмотрела на него и, помолчав, сказала:
— Какой же вы зануда, раз пригласили меня пообедать.
— Может быть, и нет. — Джон надкусил хлебную палочку. — И осмелюсь заметить, что, если мои занудные друзья увидят нас вместе, они будут, мягко выражаясь, шокированы.
— Я ведь могу быть вашей племянницей.
Джон вспомнил дочь своей сестры, усердно овладевающую науками в единой средней школе[19] в Ливерпуле, мысленно сравнил ее с роскошной девушкой, сидевшей напротив него, и покачал головой.
— Нет, не можете, — сказал он.
— Ну, тогда крестницей.
— Это годится.
— Кстати, о крестных отцах, — сказала Джилли. — Вы знаете неких Крили?
— Немного.
— А правда, что у Дженнифер Крили дочки от разных отцов, а их крестные и есть настоящие отцы?
— Я слышал другое, — отвечал Джон.
— Что? Расскажите.
— Мне говорили, что отцами являются мужчины, в чьих домах она работала декоратором за девять месяцев до рождения ребенка.
— Ой, надо непременно рассказать это Миранде.
— Кто это — Миранда?
— Миранда Крили. Девушка, с которой мы вместе снимаем квартиру. Она старшая дочь в семье.
— И она знает? Ну, о разных отцах?
— Конечно.
— Черт возьми, кто же ей наболтал?
— Она сама прочла в «Прайвит ай»[20].
— Какой ужас!
— По-моему, ей это все равно. Она считает, что уж она-то, во всяком случае, от законного отца, потому что она первый ребенок. А вот Лора, ее сестренка, ни капельки не похожа на отца, хотя и от крестного в ней тоже ничего нет.
— А кто у нее крестный?
— Дедушка. — Джилли прыснула, и поскольку как раз пригубила бокал с вином, то обдала стол брызгами, и по скатерти расплылись розовато-лиловые пятна. Она, казалось, и не заметила. — Потеха, а? Тогда ведь получается, что Лора Крили может мне доводиться родной тетей.
Джилли подали авокадо, и она с грациозной жадностью принялась его поедать. Джон сидел и смотрел, не отрывая глаз, на длинные черные ресницы, небрежно покрашенные тушью, на растрепанные каштановые волосы, свисавшие на лицо, на маленький розовый язычок, мелькавший между безупречных губ. Ногти у нее, заметил он, были обкусаны.
— Вас это шокирует? — спросил он.
— Что?
— Ну все это о семействе Крили? Джилли только пожала плечами:
— Да нет. Просто от такого поневоле становишься циником… Во всяком случае, Миранда может стать.
— Вашему поколению эти проблемы не грозят.
— Почему?
— Потому что есть пилюли.
— Не-а, не думаю. — Она тщательно собрала все с блюдца, облизала ложечку и, откинувшись на спинку стула, блаженно вздохнула.
— У вас есть друг? — поинтересовался Джон.
— Постоянного нет.
— А кто-нибудь на примете?
— Да нет. Все они такие нудные.
— А Гай тоже?
— Не без этого. — Она зарделась.
— В таком случае надо поискать кого-нибудь постарше, — улыбнулся Джон.
— Да, — отвечала она, в третий раз глядя на него без тени улыбки на пухлых губках.
Потом разговор перешел на кино и спектакли, на Генри и Мэри, на Норфолк, и все это время Джон лишь вполуха слушал, что она говорит, завороженный ее физическим совершенством. И не то чтобы его так уж влекло к ней — это было скорее некое умиление вроде того, какое он испытал при рождении Тома, его первенца, умиление нежными пальчиками на ручках и ножках. Ничего подобного у Джилли Масколл не было, но, несмотря на грим и наивную агрессивность, перед ним быладевушка в самом цвету. Он видел лишь ее руки, лицо, шею, волосы. Все остальное было скрыто под широкими, похожими на лохмотья модными одеждами. Будь она без них, нагая, возможно, он был бы так же заворожен розовым цветом ее груди или нежной кожей живота, но сейчас он мог только вообразить все это и, вообразив, дал волю фантазии.
19
Государственная школа, соединяющая в себе три типа школ: классическую гимназию, среднюю современную и техническую; до 13–15 лет дети учатся по общей программе, а затем — в зависимости от наклонностей.
20
Сатирический журнал; публикует материалы об английских политических деятелях, бизнесменах и т. п., часто сенсационного характера.