Они шли вдоль ручья вглубь леса. На небе уже появились предрассветные краски и, просеиваясь сквозь листву, превратились в волшебное сияние.
– Времени достаточно, – бросил Рудигер.
– Мы возле Ущелья Кхорна, – сказал Магнус, сотворив охранный знак Сигмара при упоминании этого жуткого имени.
Ущелье Кхорна было глубоким провалом в почве, глубиной футов триста-четыреста, разрезавшим лес надвое, словно по холму ударил гигантский топор. В ущелье низвергался водопад, и местная легенда гласила, что, когда возле водопада свершается злодеяние, воды его окрашиваются красным. Это, конечно, была чепуха, хотя Доремус слышал, что у этой воды действительно странные свойства. Лесные жители называли ее целительной. Ребенком он сильно рассадил себе лоб, и Магнус умыл ему лицо водой из Ущелья Кхорна, и рана затянулась, будто ее никогда и не было.
– Хорошо, – отозвался граф. – Через него ей не перебраться.
Они вышли из-за деревьев и встали на краю ущелья. Доремус слышал, как падает вода в небольшое глубокое озерцо на дне, и видел, как вода стремительно обрушивается с другого края ущелья вниз.
– Где эта потаскуха? – выругался Рудигер, накладывая стрелу и натягивая тетиву.
Спуститься вниз Сильвана не могла. Ущелье, как и озеро, было бездонным. Множество лесных жителей сложили здесь свои кости.
Доремус посмотрел вниз, потом по сторонам и, наконец, вверх.
Ущелье было достаточно широким, чтобы через него смог перепрыгнуть даже атлет, но кроны разросшихся деревьев встречались и переплетались над ним, образуя единый полог. Он не увидел женщину, но смог разглядеть, как шевелятся сучья под чьей-то тяжестью.
Доремус промолчал, но его отец все равно посмотрел наверх.
– Хитрая девка, – сказал он, прицеливаясь в шевелящиеся ветви.
Магнус положил руку на плечо друга.
– Рудигер, – сказал он. – Не надо. Пусть на этом все и кончится. Твоя честь восстановлена!
Граф стряхнул руку Магнуса, лицо его вспыхнуло холодной яростью.
– Моя честь, Магнус? Ты не всегда так заботился о ней.
Магнус попятился, словно ему дали пощечину, и опустил взгляд. Рудигер прицелился снова. Теперь Доремус увидел Сильвану. Она уже почти перебралась на ту сторону, ее ноги повисли над водопадом.
– Рудигер! – вскрикнул Магнус.
Потом все случилось быстро и сразу. Доремус крутил головой, пытаясь уследить за происходящим. Где-то в глубине сознания время от времени вспыхивало озарение.
Его отец выпустил стрелу, и та понеслась к цели. Совсем рядом, в лесу, раздался треск и мелькнула чья-то крупная тень. Сильвана не вскрикнула, когда стрела пробила ей бок, но Доремус слышал, как рвались ее одежда и кожа, когда в них вошел зазубренный наконечник. Протест Магнуса замер у того на губах. Копыта с силой ударили о землю, согнулись молодые деревца. За ними из чаши появилась огромная голова, янтарные глаза горели, острие рога сверкало, словно молния. Рудигер уже послал вторую стрелу. Сильвана забилась среди ветвей, за которые все еще цеплялась, и листья посыпались вниз, словно мертвые птицы, уносимые прочь стремительным потоком падающей воды. Рог самки единорога пронзал пространство, и Доремус знал, что она ударит его отца, проткнет его насквозь, сбросит с края Ущелья Кхорна.
Вторая стрела Рудигера угодила Сильване выше, в плечо, и она теперь могла держаться только одной рукой. Сучья скрипели и трещали. Магнус обхватил шею единорога, и самка обратила рог против него.
Это было крупное, удивительное создание, серебристо-белое и древнее. Сильвана невозможно медленно падала в воду. Рог вонзился Магнусу между ребер. Сильвана со всплеском ударилась о самый край водопада и уцепилась за камень, торчащий посреди потока. Единорог мотнул головой и стряхнул Магнуса, из раны струей вытекала густая липкая кровь. Рудигер уже держал наготове очередную стрелу.
Магнус ударился оземь и заскользил к краю ущелья, и Доремус, очнувшись, наконец, кинулся к нему. Руки Сильваны оторвались от скалы, и ее подхватил водопад. Единорог взревел, его голос слился с криком женщины. Рудигер отвернулся от своей жертвы и встретился взглядом с самкой единорога. Доремус уцепился за Магнуса и тянул его прочь от обрыва. Сквозь листву пробился солнечный луч и заиграл на наконечнике стрелы Рудигера и на кончике рога самки. Магнус бормотал что-то. Рудигер и единорог глядели друг на друга, его стрела смотрела в землю, ее рог – в небо.
– Мальчик мой, – сквозь агонию выговорил Магнус.
Единорог, не поворачиваясь, попятился и скрылся в лесу.
На миг все остановилось.
– Мальчик мой, я должен сказать тебе…
Доремус вслушивался, но Магнус лишился чувств.
Его грудь еще вздымалась и опускалась, но меховая одежда насквозь пропиталась кровью.
– Отец! – окликнул Доремус. – Помоги мне с дядей, помоги мне!
Он смотрел на графа, снимавшего тетиву с лука. Отец Доремуса уставился вдаль, на ту сторону ущелья.
При первом свете дня струи водопада казались красными от крови.
9
Сначала из ночи приковылял Ото, вопя, что ему нужен кучер, а за ним по пятам шли собаки. Едва коляска была готова, магистр ложи Лиги Карла-Франца покинул их, не сказав Женевьеве ни слова на прощание, трясясь рядом со своими наспех собранными чемоданами.
Потом, сразу после рассвета, вернулись остальные. Рудигер и Доремус поддерживали Магнуса.
– Держись от него подальше, кровопийца, – предупредил ее Доремус, когда она подошла помочь.
Магнус, едва пришедший в себя, легонько мотнул в его сторону головой.
Граф оттолкнул своих спутников, и Женевьева приняла тяжесть Магнуса на свои руки. Для нее это был пустяк.
Она уложила его на диванные подушки в обеденном зале и разорвала одежду вокруг раны.
– Глубокая, – сообщила она, – но чистая. И ничего не сломано и не задето. Ему повезло.
За свои годы она успела научиться врачеванию, как и многому другому. Бальфус порвал скатерть на бинты. Магнус, то теряющий сознание, то приходящий в себя, вздрагивал, когда она туго бинтовала его. Немного крови просочилось сквозь повязку.
– Рана должна затянуться, – сказала она остальным.
Доремус не отходил от Непобедимого, но Рудигер не слишком интересовался, выживет ли граф.
– Нам скоро пора идти, – объявил он. – Самка все еще где-то тут.
Женевьева не могла понять человека, которого должна была убить. Его лучший друг тяжело ранен, а он думает только о погоне за единорогом.
– Он будет отмщен, – объяснил он, отвечая на ее невысказанный вопрос.
– Он не умер и не нуждается в отмщении.
Магнус лежал тихий и покорный.
– Бальфус, – распорядился Рудигер, – будь готов выйти через полчаса. Сегодня мы вернемся с рогом.
Бальфус отсалютовал и вышел готовить снаряжение.
Открылась дверь, в зал забрела Анулка, глаза пустые, корсаж зашнурован кое-как, волосы торчат крысиными хвостиками.
– Ты, – сказал Рудигер. – Присмотри за графом Магнусом.
Служанка явно не поняла. Ее губы и подбородок были синими от дурманящего сока.
– Вампирша, – продолжал Рудигер. – Ты пойдешь с нами.
В этот миг Женевьева решила, что, Тибальт или не Тибальт, а она убьет графа фон Унхеймлиха. Она знала, что на его руках кровь. Он, должно быть, убил свою подругу. И Сильвана де Кастрис была не первым «несчастным случаем на охоте» в окрестностях охотничьего домика Рудигера.
Обессилевший Магнус смотрел на портрет покойной жены графа.
– Серафина, – сказал он сам себе. Он был измучен, ранен и бредил.
– Анулка, – обратилась Женевьева к служанке, пронизывая своим вампирским взглядом пелену ее грез. – Возьми немного дурманящего корня. Я знаю, у тебя есть. Размели и завари чай. Давай его графу. Ты поняла?
Служанка испуганно кивнула. Сок дурманящего корня, изрядно разбавленный, мог помочь снять боль.
Она предоставила Анулке заниматься Магнусом и поднялась.