27 декабря восстание замывает город. Правительство сразу в бега. Генералы? Те тоже на вокзал и…
На улицах ночами пальба. С утречка только трупы увозят, трусики-штанишки! Кончают бывших!..
На нелегальном заседании представителей Всероссийского краевого комитета эсеров, Бюро сибирской организации меньшевиков, Центрального Комитета объединений трудового крестьянства Сибири и Земского политического бюро все голосуют за Политический Центр как руководящий орган восстания. С нас брали пример социалисты-революционеры. Партию наперед всех дел выпускали!
А с 29 декабря бои под Иркутском — Семенов бросил своих на выручку. Город огрызается. Может, и взяли бы верх семеновцы, да белочехи с американцами их разоружили — ну обрезали, не дали ходу. И назад семеновцы, в Забайкалье! Да и не очень горел своих класть за Колчака атаман. Не мог простить обвинений в измене, все надеялся адмирал к дисциплине его приучить. Корябало это атаманское своеволие и вообще самозванство. Все началось сразу после переворота 18 ноября 1918 года. Верховный Правитель отрешил полковника Семенова от командования 5-м корпусом (так назывались многочисленные формирования атамана), сместил с других самозваных постов и назвал его поведение «актом государственной измены».
С того времени ох как все переменилось!
К 3 января сходятся к Красноярску все три Сибирские армии Колчака: А. Пепеляева, Войцеховского и Каппеля. Решать им, куда дальше: то ли брать Красноярск и силой прокладывать путь по железной дороге, то ли ломить прямиком, через таежную крепь.
Первая армия, Пепеляева, еще до встречи распалась, почти вся сыпанула к повстанцам. Генерал-лейтенант едва унес кости на санях, повязали бы.
Вторая армия, Войцеховского, тоже на две трети рассеялась.
Только каппелевская в полном порядке. В нее влились остатки боевых соединений Вержбицкого, Пепеляева и Войцеховского. Примкнул к ним с отрядом солдат и офицеров и бывший главком Сахаров. Ядро же каппелевцев по-прежнему составляли ижевцы и воткинцы — рабочие, распропагандированные эсерами и всякими нашими перегибами. Эти части из рабочих и обросли офицерством. Никому не под силу было расшибить их. Эти, что остались, кремень, а не люди. Сами любых на клочья. Щерятся, гады, на белый свет. Один лед в сердце. Ох и лютые были до крови! Нас, как христопродавцев и губителей России, зубами готовы были рвать — и рвали. В плен больше не сдавались — подыхает, а все матюгом нашего брата. Мы им и штыки в глотку. Самая настоящая гвардия!
Войцеховский и Пепеляев — бывшие царские полковники, Каппель — из таких же, но только подполковник. Первые двое генеральские звезды получили от Колчака, Каппель — от Директории, точнее — Болдырева.
Каппель командует отходить. Есть риск увязнуть в боях. Но как? Железнодорожная линия под легионерами и восставшими — не сунься. И повел свою гвардию через сопки, реки, снеговые завалы на Иркутск. И травили их, как бешеных псов: из деревень стреляли, из лесов нападали — ни поспать, ни перевязать раненых, а все прут, не сворачивают.
На Иркутск, господа!
А только тыла нет — кругом смерть!
А они морды не к земле, а на генерала: даешь прорыв в Забайкалье! Тот себя не щадил, первый мял снег, под все пули наравне с рядовыми. Ну заговоренный от пуль! Околеть мне без водки, коли вру!..
— 5 января 1920 года власть в Иркутске берет эсеровский Политический Центр из восьми членов во главе с многострадальным Флором Федорóвичем. Тюрьму, само собой, нараспашку. Сколько же народа! — продолжал Самсон Игнатьевич. — На свободу вышел и Шумяцкий — будущий большевистский министр Дальневосточной Республики и козырной работник Восточной секции Коминтерна. Как говорится, стал дышать воздухом свободы и мой будущий кореш Чудновский — по резолюции губкома РКП (б) был тут же поставлен во главе губернской чрезвычайной комиссии и, хотя власть была не за большевиками, приступил к сколачиванию аппарата. Понимали все: понадобится «чрезвычайка» уже завтра, да на самую предельную загрузку; «материала»-то сколько вокруг! Все конструировал председатель губчека по примеру Москвы — на Феликса Эдмундовича равнялся.
Федорóвича колчаковский переворот 18 ноября 1918 г. застал в Екатеринбурге. На другой день зачадил было погром в гостинице — да и притух, хотя эсера Максудова успели застрелить. Последовал приказ Гайды (он тогда правил Екатеринбургом) о выселении членов Учредительного собрания в Челябинск.