Адмирал помолчал и сказал:
— Бог… он должен быть не в иконах и молитвах, а здесь… — И Александр Васильевич показал себе на грудь.
Александр Васильевич хорошо помнит последнюю беседу с генералом Дитерихсом. Генерал докладывал о ходе расследования гибели бывшего императора и его семьи, с похвалой отзывался о Николае Алексеевиче Соколове.
Это было сразу после заседания правительства.
Они остались одни в большом зале. За соседним столом адмирала ждал начальник штаба генерал Занкевич.
Дитерихс говорил:
— Вожди большевизма явились на зов народа. Они порождены требованием народа. Все, что происходит, не случайно. Ленин создан требованием народа — герой по образу и подобию народа. Именно в этом его сила. Иначе большевики не удержались бы у власти и десяти суток.
— Выходит, если хочешь знать, каков народ, попристальней приглядись к Ленину? — подал голос Михаил Ипполитович Занкевич.
— Вот именно. В Ленине получили развитие те качества, которые люди этого племени наиболее ценят.
— Племени? Это вы о русских? — спросил Александр Васильевич.
Дитерихс мотнул головой:
— Да.
Александр Васильевич нервно поднялся, закурил трубку.
Он говорил генералам, что не согласен с ними. Народ обманут, растравлен пороками старой власти, измучен войной, к тому же развращен демагогией большевиков. Он решительно заявил: народ — это не большевики!
И, забыв о генералах, он швырнул стул. В находах ярости он становился неуправляемым.
Дитерихс был черен волосом, а собою бел. С возрастом волосы дали обильную проседь. В средние лета усы носил скобочкой, подбритыми подле уголков рта. А после дал усам волю: длинно пошли и несколько пышно. В военные годы стрижку имел короткую, почти ежик. Лицо вызывало расположение простотой, типично крестьянское — миллионы таких лиц по России. Глаза слегка навыкате.
Рядом с ним Александр Васильевич — щеголь, позер. Волосы на аккуратный пробор, даже прилизаны: волосок к волоску. Глаза чуть прищуренные. В лице — строгая напряженность и в то же время гордость, независимость. Губы сжаты. Под отложным воротником френча — белый офицерский Георгий, его же орденский знак и над карманом слева. Через правое плечо — узкий ремень портупеи.
Что бросается в глаза — крупный горбатый нос. Однако во всем облике прежде всего привлекает внимание несомненный ум и достоинство.
Уже прощаясь, Михаил Константинович Дитерихс сказал:
— Ничего страшнее, чем ленинизм, народ придумать не мог… и, полагаю, не придумает. Вообразить что-либо страшнее уже невозможно.
— За то и платим, — неторопливо, рассудительно ответил
Занкевич.
— Наша плата — это еще копейки, — сказал Михаил Константинович и вышел из зала…
Адмирал уже давно страдал нервным истощением и прилагал все силы, чтобы скрыть это. Но напряжение работы доводило до изнурения. Об отдыхе и лечении и речи быть не могло. У него было такое ощущение, будто его пожирает огонь. Он только по-волчьи озирался: кто еще вырвет из него кусок жизни?.. Откуда еще беда?..
Всем своим естеством воспринимал адмирал сущность ленинской власти. За лозунгами о светлом будущем, классовой справедливости, заботами о бедных — нарождение новой, несравненно более жестокой несправедливости.
Народу еще предстоит познать горькую правду этих обещаний и посулов, а пока он жадно глотает незнакомое, пьянящее зелье из ненависти, крови и презрения к любой другой жизни, веря в то, что через ненависть и убийства он обретает счастье и свободу.
Положение, в котором очутились белые, подкрепляло позиции красных. Осколки старой власти — слишком часто откровенные паразиты, а с ними офицерство, тоже очень разное, и определенное число демократически убежденных людей (демократически, но не на ленинский лад) — все волею судеб сбились в одном лагере, размывали его разнородностью и разномыслием, распрями, подозрительностью и жестокостью, в итоге скатываясь к шкурничеству как единственному способу выжить.
Политическая неоднородность вела и к заведомой нежизненности любых правительственных образований белых. Все тонуло в мерзостях разложения.
И на фронтах белые выступали удивительно (и преступно) несогласованно, словно это были не боевые генералы, которым известны азбучные истины военного ремесла. Вооруженные Силы Северо-Запада, Севера, Юга и Востока России действовали сами по себе. Это предопределило возможность бить белых по частям. И наоборот, великая собранность красного стана, сосредоточенность красной власти, по сути, в одних руках и в одном месте — преимущественно в центральных губерниях — придавали действиям красных исключительную цельность.