Россия воспрянет из праха и пепла! Белое, синее, красное…
У Верховного Правителя созревает решение о прорыве с одними офицерами.
Поздно вечером в салоне его броневого жилища совещание старших чинов штаба. Верховный Правитель отдает приказ о прорыве на Монголию — прямой путь в Забайкалье и Приморье перекрыт.
Один из старших морских офицеров встает и, вытягиваясь, обращается:
— Ваше высокопревосходительство, разрешите доложить?
— Пожалуйста, — отвечает адмирал.
— Ваше превосходительство, ведь союзники соглашаются нас вывезти?
— Да.
— Так почему бы вам не воспользоваться и не уехать в вагоне, а нам без вас будет гораздо проще уйти. За нами одними никто гоняться не станет, да и для вас так легче и удобнее[178].
— Значит, вы меня бросаете?
— Никак нет, ваше высокопревосходительство, прикажете — пойдем с вами.
— Вы свободны, господа.
Один на один с генералом Занкевичем Верховный Правитель говорит:
— Все меня бросили, Михаил Ипполитович! — И после долгого молчания прибавляет: — Делать нечего, надо ехать. — А при прощании с начальником штаба угрюмо бормочет самому себе: — Продадут меня эти союзнички…
31 декабря 1919 г. на последнем заседании Всероссийской конференции РКП(б) одним из последних пунктов постановления принято решение о «военном обучении».
«Все члены партии привлекаются в отряды особого назначения, поголовно обучаются владению оружием, кроме того, необходимо обучение владению квалифицированными родами оружия (броневое дело, пулеметы, аэропланы и т. д.), а также усвоение начал военной науки».
Это решение принято, когда уже разгромлены Колчак, Деникин, Юденич, Миллер и лишь на клочке крымской земли за Турецким валом копошатся остатки белых войск.
С такого рода противником (как большевики) не встречалась ни одна армия мира. Партия не только военизировалась (уже, кстати, раз и навсегда), но и окончательно превращалась в монолит, скрепленный величайшей дисциплиной и подчинением сверху донизу. Эта была особая дисциплина, основанная не только на страхе (страх подавления и расправы существовал постоянно), но прежде всего на фанатичной убежденности.
Последними словами последнего пункта постановления конференции о «дисциплине» были: партия должна «иметь характер сплоченной, централизованной и в высшей степени активной организации».
Именно эта организация, пронизав революционные войска, и придала им устойчивость. Немалую роль сыграл и институт военных комиссаров, введенный приказом Ленина в апреле 1918 г.
Белые и не могли противопоставить этой системе организации борьбы ничего своего, кроме чисто механического военного ведения действий.
А Ленин все пуще и пуще взнуздывал партию. Она уже являлась, по сути, военной организацией единомышленников, беспощадных ко всему миру, признающих в этом мире лишь единственную ценность — учение своего вождя и его приказ, оформленный в различные партийные и совнаркомовские директивы. Это не могло не выработать у них органическое презрение, отвращение к так называемой морали, культуре и ценностям всего мира вне их.
Жаром неприятия испепеляли они все вне себя. Для мира вне их не существовало понятия гуманизма вообще, ибо человек — явление социальное, классовое. Это была исходная точка построения схемы всего мира, распределения всех чувств вообще. Сами по себе чувства эти уже не могли (и не смели) существовать.
Последние ночи Верховный Правитель почти не спал.
Его адъютант — старший лейтенант Трубчанинов — валится с ног. В надежде забыться адмирал оглушает себя выпивкой — не помогает. Сутки за сутками держится бессонница. Напротив, от водки и коньяка голова яснела — мысли в трагической ясности и отчетливости. И какой уж тут сон! Он урывками придремывал днем: 10–15 минут сидя. Теперь не нужна способность к работе дни и ночи в любом состоянии. Даже некогда было привести рот в порядок — в сохранности всего несколько зубов спереди: есть можно только все вываренное и протертое. При чем тут дантисты — ни минуты покоя. И кожный зуд, почти экзема — когда лечиться?..
А теперь странная пустота: ни звонков, ни докладов, ни сводок или совещаний. Не решает он никаких вопросов. Нет этих вопросов. И нет никому до него дела, кроме красных. И эта усталость, недосыпания, а скорее, сквозные бессонницы теперь не помеха. Какая ясность мысли, для кого и зачем?..
178
За одни эти слова, за эту подлость и предательство, готовность отшвырнуть вождя на мучения и позор имя этого офицера должно быть проклято! Нет ничего гаже, мерзостней, чем откупаться за право существовать жизнью вождя.