Колчак не сомневался: большевики — фактическая агентура немцев, может быть, в низовом своем составе и не представляющая всех потайных дел своих вождей. И это соответствует морали ленинизма. Она, так сказать, в данном случае раздевает своих творцов. Ибо все, что способствует продвижению (захвату) к власти, оправданно. За ними как бы освященное историей право на любые поступки, в том числе и преступления. И это — уже не преступления. Все, что на благо народа, — не преступления.
Вот та «щелочка», через которую за Лениным хлынет весь вал преступлений: и кровь, и убийства, и лжесвидетельства, и подлоги, и мучения. Ибо это — для счастья народа…
Временное правительство с этим «паяцем» Керенским и другими эсерами явилось той ширмой, за которой готовились к своей роли большевики. Так называемые Апрельские тезисы господина Ленина (Колчак часто называл Ленина господином Бланком, имея в виду материнскую фамилию) стремительно повлекли страну к кризису. Большевики оказались той антинациональной силой, что всеми способами содействовала развитию кризиса. Ленинцы звали, уторапливали кризис, это — тактика врагов Отечества.
Весной 1918 г. Колчак занимает пост военного министра в правительстве генерал-лейтенанта Хорвата — бывшего управляющего Квантунской железной дороги, в ту пору собственности России. Уже летом Колчак покидает эту правительственную декорацию и обосновывается в Токио.
В начале сентября того же года он возвращается во Владивосток, откуда берет путь в Омск. Его цель — перебраться на юг России, к генералу Алексееву, с которым пребывает в весьма доверительных личных отношениях.
В Омск судьба забрасывает его в первые дни перетасовки правительства после создания Директории. И в этот раз Колчак соглашается на пост военного министра. Его начальник — Верховный главнокомандующий войск Директории генерал-лейтенант Болдырев. На плечах Колчака вновь погоны со звездами вице-адмирала Российского флота.
Переворот 18 ноября 1918 г. в Омске возводит его в ранг Верховного Правителя Российского государства. Отныне ему подчиняются все белые движения на территории бывшей Российской империи.
Белый, синий, красный…
Глава XIII ВЫДАЧА
Четвертого января 1920 г. Колчак передает свои полномочия генералу Деникину.
Он, Александр Колчак, должен прорваться на восток. Впереди — красный Иркутск. Усердием союзников любой другой путь уже невозможен. И для несведущего, малоопытного человека ясно, что это такое. Красный Иркутск со своим требованием выдать его — это даже больше нежели ловушка, это — плен. Что страшнее бессилия плена, глумления победителей?..
Но союзники… союзники дали обещание. Никто не посмеет (как не посмели здесь, в Нижнеудинске) сыграть в западню без их, союзнического, согласия. По всей Сибири пока их слово — закон. Во всяком случае, они хозяева в полосе железной дороги. Сдержат обещание — и за Иркутском избавление.
Он сознает свою ошибку: следовало соединиться с Каппелем. От станции Тайга это уж не столь дальний бросок. И уже никто тогда, никто не мог бы диктовать ему условия и предавать. Никто!
Впереди — красный Иркутск.
«Заблуждаюсь ли я? — пытает себя адмирал. Он старается встать на позицию понимания революции. — В общем, народ против нас. Против — это факт. Иначе не протискивался бы я в иркутский лаз, как крыса…»
Он долго распутывает доводы, оправдания, стараясь разглядеть за ними истину.
Адмирал спал два-три часа. Дни и ночи он бродил по отсекам, беседуя с офицерами, или пил. Адмирал ждет распоряжений. Союзники согласны провезти его через Иркутск лишь в обычном вагоне и без русской вооруженной охраны. Уже приходили чехи и провели подробную опись броневого состава.
Сознание не оставляют слова полковника Решетова: «Единственное, что нам принадлежит, — это смерть…»
Бессонница и непрестанное взбадривание выпивкой делают отдельные мысли прилипчивыми. Слишком…
Редело окружение адмирала, редела и команда бронепоезда, а с нею — и команды остальных составов. Офицеры переодевались, бежали. Теперь адмирал не осуждал их. Побег из плена — это долг, а не вина. А все они — пленники. Кто бы мог подумать, пленники своих же союзников!