Мистер Бьюкенен вспоминал:
«Император выразил согласие, и я стал говорить о том, что в настоящее время между ним и его народом выросла стена…
Император выпрямился во весь рост и, жестко глядя на меня, спросил:
— Так вы думаете, что я должен приобрести доверие своего народа или что он должен приобрести мое доверие?»
Это говорил самодержец. Таким он принимал мир. На другой не соглашался — таковы установления отца и дедов.
Мистер Бьюкенен заговорил о «необходимости иметь сильного человека во главе правительства», о кознях Берлина, о господине Протопопове (весьма скользкая тема). Император похвально отозвался о работе земств, которые, по чести говоря, терпел с изрядным трудом.
Прием подходил к концу, когда мистер Бьюкенен наконец решился сказать о том главном, чего ради испрашивал высочайшую аудиенцию.
«— Видит ли Его величество опасность положения и знает ли он, что на революционном языке заговорили не только в Петрограде, но и по всей России?
Император ответил, что ему отлично известно, что люди позволяют себе говорить таким образом, но что я впадаю в ошибку, придавая этому слишком серьезное значение…
— Ваше величество, — сказал я в заключение, — должны вспомнить, что народ и армия — одно целое и что в случае революции можно рассчитывать лишь на небольшую часть армии для защиты династии. Я отлично знаю, что посол не имеет права говорить тем языком, которым я заговорил с Вашим величеством, и я должен был собрать всю смелость, чтобы заговорить с вами так. Я могу сослаться в свое оправдание лишь на то обстоятельство, что меня побуждают сделать это исключительно мои чувства преданности Вашему величеству и императрице… Вы находитесь, государь, на перекрестке двух путей… Один приведет вас к победе и славному миру, другой — к революции и разрушению. Позвольте мне умолять Ваше величество избрать первый путь…
Император был, видимо, тронут теплотой, вложенной мною в этот призыв, и, пожимая мне руку… сказал:
— Благодарю вас, сэр Джордж».
Позже мистер Бьюкенен узнал от министра финансов Барка, что тот никогда не видел императора «столь нервным и взвинченным», как после визита господина посла.
Из секретных источников Его величеству государю императору известно бытующее в высших кругах столицы мнение о необходимости перемен на престоле. Надлежит быть в столице и твердой рукой навести порядок, лишив кого бы то ни было иллюзий на сей счет. Только сын Алексей сменит его на российском престоле — и никто другой!
Лишь 22 февраля государь император счел возможным вернуться в Могилевскую ставку. До революции — считанные дни. Так Господу Богу угодно, а Николай верит Ему, молится… душой к Нему прикасается…
В купе Николай читает напутственное письмо жены:
«…Только будь тверд, покажи властную руку, вот что надо русским… Да хранят тебя светлые ангелы; Христос да будет с тобою, и Пречистая Дева да не оставит тебя. Наш друг (Распутин. — Ю. В.) поручил нас ее знамени… Прощай, моя любовь!»
Время терять нельзя…
В ставке государь император с перерывами на еду и большую дневную прогулку работает с половины девятого утра до половины двенадцатого ночи.
Офицер в форме гвардейского Уланского полка — граф Замойский — неотлучен при особе государя императора.
Государь император любит фотографию и умеет фотографировать, но ведь это частные забавы. Поэтому к ставке прикомандирован фотограф Ягельский, семейный фотограф Романовых.
Николай часто проставляет на документах: «Не вижу оснований». Это, пожалуй, любимое его выражение. И еще часто говорит: «Бог в помощь мне и Вам».
Дворцовый комендант Воейков Владимир Николаевич (после петропавловского заточения сумеет скрыться за границу, где и окончит с миром свои грешные дни, как, скажем, и ненавидимый всей Россией бывший военный министр генерал от кавалерии Сухомлинов[38]и еще многие другие сановники из ненавидимых, к которым Господь являл свою милость) покажет на допросе Чрезвычайной Следственной Комиссии Временного правительства:
«Ее величество всегда имела больше влияния на государя императора, чем он на нее».
Это верно. Дела государственные Александра Федоровна принимала за личные, а в отсутствие августейшего супруга откровенно стремилась регентствовать.
Михаил Константинович Дитерихс так излагает события:
«На другой день по отъезде Государя, то есть 24 февраля, по телефону из Петрограда позвонил Министр Внутренних Дел Протопопов и поручил подошедшему к телефону дежурному камер-лакею Императрицы Волкову доложить Государыне, что в Петрограде начались беспорядки на почве недостачи хлеба и что хотя между толпой и полицией произошло несколько столкновений, но он, Протопопов, рассчитывает справиться с волнением и не допустить ничего серьезного».
38
Сухомлинов, Владимир Александрович (1848–1926) — начальник Генерального штаба (1908–1909), военный министр (1909–1915). В 1916 г. арестован за неподготовленность русской армии (в том числе за нехватку боеприпасов) к первой мировой войне и в 1917 г. приговорен к пожизненному заключению. В 1918-м освобожден по старости, эмигрировал. После уже никогда и никого по старости освобождать не будут. Кстати, непосредственным виновником нехватки артиллерийских боеприпасов в первый год войны был не военный министр Сухомлинов, а начальник Главного артиллерийского управления Главного штаба полный генерал Дмитрий Дмитриевич Кузьмин-Караваев, сумевший остаться в совершеннейшей тени.