«…Это был человек, — вспоминал Брусилов свое знакомство с Ивановым, — вполне преданный своему долгу, любивший военное дело, но в высшей степени узкий в своих взглядах, нерешительный, крайне мелочный и, в общем, бестолковый, хотя и чрезвычайно самолюбивый…»
Генерал отбывал с чрезвычайными полномочиями. Он заместит командующего Петроградским военным округом генерала Хабалова. Министрам вменялось беспрекословное подчинение новому командующему войсками Петроградского военного округа. По части подавления беспорядков у Николая Иудовича имелся кое-какой опыт. Это он в 1906 г. привел к повиновению мятежный Кронштадт.
Черная подлая толпа! Агитаторы — слуги Германии и международного еврейства! Банда изменников! Разрушение империи из-за тощего желудка… а жертвы — кто сохранит Россию без жертв?! Кровью привести подлый народ к повиновению. Царь, дворянство, империя!..
Николай прощается с генералом и, надо полагать, умиротворенный и вполне довольный собой, отходит ко сну. Во всяком случае, он не оставляет никаких особых заметок в дневнике, который ведет подробно всю жизнь, а засыпает и спит по-юношески крепко. Николая отличают завидное здоровье и безотказный сон, хотя он заядлый курильщик. Он обожает трубки. У него их целая коллекция, и среди них — подарок Александры Федоровны, пенковая с искуснейшей резьбой («от Соммэра») — копия головы августейшего супруга: мастер достиг поразительного сходства.
И к слову, Николай обожал еще фотографию, в которой достиг изрядных успехов. Значительную часть нынешнего царского архива составляют именно его фотографии. Самые семейные, самые обыкновенные…
В шесть утра императорский поезд, литерный «А», трогается в… последний путь. Позади — Могилев, впереди — Петроград, столица империи Романовых, великий замысел и творение Петра, а еще дальше — Тобольск, за ним смутно маячит Екатеринбург… И этот самый рудник в урочище Четыре Брата — предпоследняя остановка перед полной дематериализацией.
Именно туда, к бывшему руднику, и везет этой ночью литерный поезд последнего русского императора. Рвет черной металлической грудью с золоченым двуглавым орлом ночную стужу и стучит всем грузом стальных тележек: Четыре Брата, Четыре Брата!.. Мертвыи бо сраму не имут…
Подробно, точно и сдержанно излагает события в ставке Александр Сергеевич Лукомский (генерал-квартирмейстер штаба Верховного главнокомандующего).
Генерал Лукомский был решительно против отъезда государя императора в мятежный Петроград. Александр Сергеевич не сомневался: это чревато потерей связи между государем императором и ставкой, да и сама поездка уже небезопасна. Свои соображения Александр Сергеевич доложил дворцовому коменданту генералу Воейкову. Государь император их во внимание не принял. Монарх рвался не только в свою столицу, его глубоко тревожило положение семьи. Они должны быть вместе: он, Александра Федоровна и дети.
Генерал Лукомский придерживался другого мнения. Он полагал, что государь император должен «ехать в Особую армию (в которую входили гвардейские части), на которую можно вполне положиться; не ехать в Царское Село — это может закончиться катастрофой».
Конечно же, катастрофой. Время уже безнадежно упущено. Нет больше этого времени!
«В первом часу ночи Государь проехал в поезд, — вспоминал уже в парижской эмиграции Александр Сергеевич (генерал Лукомский был ответствен за данную поездку августейшего монарха. — Ю. В.), — который отошел в 6 часов утра 28 февраля (13 марта)».
Литерный поезд — это два самостоятельных состава: свитский — литерный «Б» — и собственно императорский — литерный «А».
Литерный «Б» всегда следует первым.
Вскоре в своем бронепоезде будет мотаться по фронтам Гражданской войны председатель Реввоенсовета республики Лев Давидович Троцкий. Но это еще пока и в самом дурном сне, и даже бреду не может привидеться русскому самодержцу. Да и сам Троцкий пока в Америке и не только представить, но и охватить умом подобное не в состоянии. Он публикует заметки в газетах, обдумывает партийное прошлое, о революции как о чем-то реальном в ближайшие дни и помышлять не смеет.
В общем, суетится в Америке ничем не приметный бледно-черный человек, никому не нужный, кроме себя и своей семьи. И так далека от него Россия, и такой высокой стеной стоит — словно молит: не подступайся, оставь, не смей!..
В холодной ночной росе будут лежать трупы царя, царицы, четырех юных царевен, царевича и еще трупы верных слуг и врача.