– А этот ваш Боря очень даже ничего! – доверительно сообщила она ассистентке, не забывая проводить манипуляции над Наташиным лицом, а именно, штукатуря его тональным кремом с помощью аппликатора, больше всего напоминающего валик, которым пользуются маляры и оклейщики обоев.
Людочка охотно согласилась с высокой оценкой босса, однако и тот не выдержал сравнения с идеалом:
– Симпатичный мужчина, положительный, – сказала Людочка, – но не Огурецкий, конечно!
«Дался же нам всем этот Огурецкий!» – подумала Наташа. Её раздражало, что она попала в клуб почитательниц и поклонниц, стала такой, как все – ощущение, для неё совершенно непереносимое. И, однако, стоило ей представить лицо Огурецкого, приходилось признать: сердись-не сердись, а она пропала.
Даже если это делает её менее уникальной, чем она о себе думала, чем ей хотелось бы, ясно одно: ещё больше ей хотелось бы, больше всего на свете хотелось бы ей видеть лицо Огурецкого рядом со своим, видеть его совсем-совсем рядом…
– Да у твоего Огурецкого косметики на лице, как у бабы – и не на съемках, заметь! Он таким уже сюда приезжает. С самого утра наштукатуренный. Ну, разве это мужик? – вынесла гримёрша своё, как всегда, бескомпромиссное, и, как уже имела возможность убедиться Наташа, отнюдь не беспочвенное, суждение. Зачем она так говорит про него? Эка невидаль, она, наверное, про всех так говорит!
Наташа решила не зацикливаться на негативе. Вредная баба, язык без костей, низкая самооценка, вот и пытается приподнять себя за счёт унижения вип-персон, которых вынуждена обслуживать. Тоже мне, эксперт нашёлся! И вдруг гримёрша выдала неожиданную в её устах похвалу. И кому? Да Борису же!
– Вот и я говорю. А Ковалев ваш – мужик, и вежливый такой. Всегда поздоровается, улыбнется, пошутит так мило – сразу как-то легче на душе. А то насмотришься тут! – и она перевела брезгливый взгляд на Наташу, чьи скулы под умелыми взмахами кисточки, приобретали невиданную прежде высоту и остроту. Обращаясь к Людочке, гримёрша продолжала щебетать:
– Слушай, а как он по этой части? Ходок?
– Нет, он прям семьянин примерный, даже не верится, что такие бывают. На восьмое марта сидели, все хохмили, разумеется, его Райка спрашивает – ну, знаешь, Поспелова, из рекламы туалетной бумаги – Борис Палыч, а вы каких женщин предпочитаете? А он знаешь, что ответил?
– Что?
– Свою жену, вот что! Может, врет? И домой потом самый первый ушел.
Все трое тяжело вздохнули и замолчали. Каждая о своём. А о чём, или, точнее, о ком вздыхала и молчала Наташа? Она и сама не знала. То есть она знала, что Борис, такой верный, преданный и завидный, мог бы быть её мужем. Её собственным. И что это, как не причина для самого тяжёлого из вздохов?
Но был ещё и Огурецкий… Огурецкий с видео из ЗАГСа, Огурецкий с его пронзительным взглядом и глуховато-ранящим голосом, с его нежным ртом, с его торсом, обтянутым чёрным фраком… нет, фраком цвета антрацит… нет, лучше совсем без фрака. Да, Огурецкий точно зарабатывал огромный, полноценный вздох. Тишину нарушила гримёрша, неожиданно мягким, мечтательным голосом:
– Понимаешь, Людк, это меня и прикалывает – надежность, положительность. Ты рассказала – а мне он еще больше понравился. Хоть знать, что где-то есть такие…
Дверь в гримёрку распахнулась и с грохотом ударилась о стену. В проёме показался Огурецкий. Встав против света во весь рост, он застыл как раз на такое количество секунд, которое необходимо, чтобы рассмотреть его идеальный силуэт во всей красе.
Позволив дамам насладиться зрелищем, Огурецкий прошествовал к своему месту, изящно присел на стул, крутанулся на нём и очутился лицом к лицу с Наташей. Господи боже мой, она и не ожидала, что её желание сбудется так скоро! Гримёрша как раз отвернула её от зеркала и занималась волосами, по обыкновению, ворча о том, какие они спутанные, неухоженные, кончики секущиеся, и не стригли-то их с допотопных времён!
Наташа слышала бубнёж гримёрши, но он звучали как будто в другом измерении, пролетал мимо, не задевая, минуя сознание. Такое же чувство она испытывала, когда под общим наркозом ей лечили зуб. Сейчас же роль анестезии исполнял неотразимо прекрасный Огурецкий. Его лицо оказалось так близко, как в самых сокровенных мечтах.
Наташа ощущала почти физическое наслаждение от одной возможности любоваться им на расстоянии вытянутой руки. Его черты были безупречны. Нос, лоб, подбородок, ямочка на подбородке, брови, их разлёт, глаза… Ах, что это были за глаза! Насыщенного, бархатного, орехового цвета, Наташа даже разглядела вкрапления медово-золотистые в глубине радужки, опушённые густыми-прегустыми ресницами сверху и снизу.