– Я говорю: пойдем, не понравится – бросить всегда успеем. В издательстве выторговали себе на первое время свободный график. И пошло-поехало.
Как они ни старались тихариться, а всё-таки рассказ о профессиональных тайнах женщин-секьюрити свадебный стол слушал в полной тишине. Интересно, а как же. Экзотично. А то и, глядишь, полезно – мало ли, как жизнь повернётся? Светка, уловив всеобщее любопытство, порозовела, но не засмущалась, с наслаждением купаясь во внимании свадебного застолья. Словила минуту славы! Да ещё и прорекламировала себя. Правильно, знай наших!
– Обращайтесь, если что. Телефон у Жени с Борей возьмёте. Мы теперь выделяемся в самостоятельную структуру, Амазонки.ру. Легко запомнить, правда?
За столом начался целых переполох. Все мужчины повытаскивали свои телефоны, чтобы забить туда пикантную информацию. Ближайшие соседи пытались добыть у амазонок и личные контакты. Светка сопротивлялась, а Ленка, вроде бы, уже скидывала соседу справа свой номер. Остальные девушки за столом сидели с кислыми лицами, равнодушно ковырялись вилками в остывшем фондю. Их показное равнодушие к происходящему развеселило Наташу.
Смешные, ишь, не нравится, когда их мужчинки наперегонки побежали кадриться к профессионалкам-охранницам. Вам, дорогие мои кумушки-домохозяки, киндер-кюхен-кирхен, полезно было бы иметь за душой хоть что-нибудь, кроме вашего уютного домашнего курятника. Вот тогда и мужики ваши, чуть что, не будут на сторону глядеть! Наташины наблюдения за миром женатиков прервал звонок мобильного в её сумочке. Она взяла телефон и вышла в коридор.
Звонил, конечно, Бобриков – кто же ещё? Под монотонный бубнёж занудного сотрудника Наташа пошла бродить по квартире, в которой никогда прежде не бывала. Успевая ответить Бобрикову что-то дежурное, типа «Всё должно быть готово к 16-му!», она с гораздо большим вниманием рассматривала стильную современную обстановку с элементами хай-тека. Надо же, как обставились! И без меня обошлись, даже не обратились!
– Да-да, Бобриков, встроенные, встроенные!
… А кухня какая! Да это и не кухня, это актуальная современная многофункциональная зона, надо же, двухуровневая, обеденная ниже, кулинарная выше. Правильно, всё как надо сделано.
– Нет, Бобриков, стационарные, на металлическом каркасе…
А пол какой! Наташа осторожно освободилась от одной туфли, поставила ногу, защищённую лишь невидимой паутинкой колгот, на разноцветную, как изразец, мраморную плитку. Тёплый.
– Ну, мы же с вами уже это обсуждали, Бобриков! Артикул Т1/156. Да. Да. Я перезвоню.
Наташа и не заметила, как это произошло: две туфли на высоченных каблуках и платформе, стоят посреди кухни, а Наташа с ногами залезла в удобное кресло, прикрылась пледом, который так кстати оказался здесь же, на спинке. Она сидела, смотрела в окно на падающий снег и чувствовала себя настолько защищённой, ограждённой от всего: «я в домике!», что не заметила, как вошла Женя.
Сестра скользнула на кухню, не издав ни единого звука. Наташа просто увидела её отражение в тёмном окне рядом со своим. Как в детстве. Эта картина – мы обе, две сестры, рядом, смотрим в морозное, тёмное окно – была точной рифмой с только что зафиксированному детскому ощущению «я в домике!».
Наташа не сразу сообразила, что заглянула в прошлое. А в настоящем Женя подсела к ней, и, обняув, пыталась прочитать ответ в её глазах, ответ на свой незаданный вопрос: ты действительно рада за нас? Не дуешься? Тебя ничто не тревожит, не гнетёт? Фирменная Женька, в своём репертуаре!
– Как хорошо, что ты приехала! Я думала, обидишься на меня на всю жизнь!
Вот и поговори с такой! Прямо мать-Тереза в молодые годы. Наташа с детства терпеть не могла эту женькину доброту без конца и края, «тепло, морозушко!» в полный рост. Но и любила Женьку за это тоже. Такой вот парадокс. Правда, на этот раз доброта стала стратегическим ресурсом, с помощью которого сестра прибрала к рукам то, что плохо лежало: Наташиного бывшего жениха.
Вроде бы, после несостоявшейся свадьбы он сам не свой был, так Женька его и отпаивала, и выхаживала. Вот и довыхаживалась: вышла сама за него замуж, и утритесь, остальные! «Она его за муки полюбила, а он её – за состраданье к ним». Прям Шекспир!
– За что же мне на тебя сердиться, дурочка! – Наташа говорила совершенно искренне. Она любила сестру, однако трезво и рационально видела в ней слабости и неуместности. И не стеснялась честно и прямо о них говорить. Ну так ведь на то она и сестра родная, правда? А Женька, как будто могла подслушивать её мысли, вторила им: