– Ты обиделась, что я опоздал? Куда ты все время прячешься? – Филиппа снова самым непростительным образом перебили, и снова – тот же самый нетрезвый тип. Его лицо расплывалось в глумливой алкогольной гримасе и терялось в ореоле буйных неприглаженных кудрей, но сиреневый шарф быт тот же, так что никакой ошибки. Сиреневошарфый вернулся и опять стоял перед Наташей, радостно тыча в неё пальцем. Наташа попыталась внести ясность:
– Молодой человек, я Вас не знаю, вы меня с кем-то путаете!
Реакция нетрезвого была мгновенной: он резко склонился так, что его перевёрнутое лицо оказалось в двух сантиметров от её, (как у Принцессы и Трубадура в «Бременских музыкантах», подумала Наташа), несколько секунд мучительно вглядывался и так же внезапно распрямился.
– Ты – не Лариса?
– Никакая я не Лариса, я Наташа, а Вы нам мешаете! Филипп, ну сделай же что-нибудь! – Наташе уже не хотелось смеяться. Вечер, который так хорошо начинался, грозил превратиться в кошмар. Филипп надулся и не реагировал, зато незнакомца как будто прорвало:
– Правда? Тогда понятно, почему я ни разу не видел тебя в этом платье… Кстати, очень тебе идет, честное слово! Но почему же я подумал, что ты – Лариса? А где Лариса? Где она?
– Кто Вы такой? – Ах, Филипп наконец решил вмешаться! «Да не нужно ему тут допрос устраивать, просто отогнать его от стола, и всё. Подозвать охрану. Я сама, что ли, должна этим заниматься?» А форменный допрос с пристрастием, тем временем, шёл своим чередом. Незнакомец, на удивление, не возражал, а наоборот, чинно-благородно представился по всей форме, не забывая через слово вставлять вежливые «ах, извините», «ах, простите!»:
– Ах, извините! Я – Леонид, Леонид Зимин, – Зимин придвинул к их столу третий стул, уселся вальяжно и продолжил, – поэт… , – гордая профессия заставила его снова вскочить и раскланяться. Не садясь, он звучно продекламировал:
– Прими мое тело, как то, что приносит плоды, когда птицы смотрят на юг…, – сделал паузу, как будто ожидая аплодисментов, не дождался и снова упал на стул. – Сегодня вышла книга стихов, я только что из издательства, вот, сборник – “Прыжки в пропасть”.
Прямо вечер встречи с интересными людьми! Наташа оглянуться не успела, как Зимин достал из внутреннего кармана пиджака и предъявил томик небольшого формата. Нарушитель спокойствия прямо на глазах превращался в героя дня, виновника торжества и хозяина вечеринки.
Алкогольные пары, окутывавшие поэта с момента его появления в поле зрения Наташи, развеялись и открыли то, что было скрыто за туманом. Да, теперь, когда Зимин, сидя напротив, вдохновенно листал томик своих стихов, стало очевидно: это ОН.
Можно сто раз протирать глаза, что, впрочем, было затруднительно, ведь ресницы накрашены, тушь размажется! Нет, протирать глаза контрпродуктивно, лучше незаметно под столом ущипнуть себя – не спишь ли? – но нет, факт оставался фактом: в лучах приглушенного света за Наташиным столом сидел Принц с видео из ЗАГСа.
Это с ним она шла под венец, счастливая и оторопевшая от своего счастья. Да, своё удивительное выражение лица с того видео она помнила не хуже, чем нестерпимо прекрасный лик своего избранника. Боже мой! Так это был он, поэт, Леонид Зимин, кажется? Наташа услышала, как Леонид обращается к ней, и спустилась с небес на землю.
– Хотите, я Вам почитаю?
Зимин уже выбрал стихотворение, заложил книжку в нужном месте пальцем и теперь готовился, настраивался, собирался. Как могли алкогольные пары заслонить эти глаза, этот благородный нос, идеальные губы? И волосы! Почему поначалу они казались Наташе какой-то бесформенной щёткой? Сейчас густая курчавая шевелюра не портила, а подчёркивала одухотворённую лепку лица и благородство профиля. К тому же чертовски шла к его профессии!
– Оставьте нас! – Филипп продолжал гнуть свою линию, но инициатива уже прочно перешла в руки незваного гостя.
– Я приношу свои извинения Вам и Вашей очаровательной спутнице за вторжение, – казалось, Поэт стремился обаять Филиппа ничуть не меньше, чем его очаровательную спутницу, – но я действительно нетрезв и удручен – самая прекрасная девушка на свете должна была ждать меня здесь, и вот ее нет, и я готов в каждой видеть ее лицо…
Многословие поэта, казалось, раздражало Филиппа ничуть не меньше, чем его алкогольные эскапады. Он по-прежнему взирал на Леонида с брезгливостью. И не скрывал этого. А Наташа искренне жалела незнакомца. Точнее, не совсем искренне: она сочувствовала ему, но в то же время ощущала непонятную радость от того, что неизвестная Лариса продинамила поэта. И он остался один. И сидел сейчас за её столиком. Филипп же подходил к ситуации более конструктивно: