Наташа вдруг поняла, что свободна, путы сиреневого шарфа больше не сковывали её. Сейчас она спросит у гардеробщика, справедливы ли её подозрения, и всё, наконец, встанет на свои места. Но не тут-то было. Леонид, который, да, только что совершил невозможное, вконец обессилел и всей тяжестью повис на её хрупких плечах. Не сбрасывать же его на пол?
Кое-как Наташа дотолкала поэта до стены и прислонила. Не так всё плохо! Вертикальная опора снова привела это подобие мужчины в божеский вид. Леонид утомлённо улыбался, томно прикрывая глаза, и даже неразборчивое бормотание не отпугивало от него, а лишь приглашало прислушаться, подойти поближе. Ну уж нет!
Пускай какая-нибудь другая искательница приключений возится с этим ничтожеством! Где, наконец, моё пальто? Она резко повернулась на 180 градусов, преисполненная решимости немедленно закончить унизительное представление.
– Вы были фотографом ЗАГСа? – вопрос, не имеющий никакого отношения к тому, что происходило здесь только что, застал бы врасплох любого, но у гардеробщика были, оказывается, свои представления о том, чем же всё должно закончиться.
– Ну-ка, красавица, забирай своего мужика! – фотограф-гардеробщик полностью слился со своей второй ролью, – иди-ка, прогуляй его, пусть подышит воздухом, – вместо Наташиного пальто он вознамерился всучить ей, как забытую вещь, чужого мужчину. И она согласилась!
То есть, конечно, после возражений и призывов, когда она, озираясь во все стороны, ожидала подмоги: ну придите, кто-нибудь, разденьтесь или оденьтесь, неужели и в туалет никому за эти десять минут не приспичило? Пусто. Глупо. Навязался на мою голову этот фрукт, как его там, Зимин, что ли? И после последнего, уже безо всякой надежды, выкрикнутого:
– Да это не мой мужик вовсе! Леонид, скажи ему, то есть – скажите!
Она услышала от гардеробщика несгибаемое:
– Ладно тебе, поругались – и уже не мой! Идите-идите, милые бранятся – только тешатся!
Наташа покорилась неизбежному: подхватила Зимина под руку, как полицейский – задержанного, «гражданин, пройдёмте!» и вышла вместе с ним на свежий февральский воздух. Хоть покурю! – в неприятном инциденте Наташа нашла ложку мёда: она же рассталась с Филиппом и теперь никто ей не будет указывать, как надо жить!
Зимин тут же плюхнулся на скамейку перед входом. Наташа смела с неё снег и села рядом. Закурили. Леонид низко опустил голову и поглядывал на Наташу из-под упавших на лицо волос.
– Я даже не прошу простить меня, я жалок, я смешон. Боже, как все нелепо!
Он пытался поймать её руку, которую Наташа старательно отдёргивала, но Зимин не оставлял попыток. Наташа замёрзла без пальто. Смотреть, как он постоянно промахивается, было смешно. Она хмыкнула, и её рука осталась лежать на месте, когда он её настиг.
Теперь его ладонь не казалась холодной, а была согревающей, как варежка или чашка горячего кофе. Приятно. Вдруг ей стало приятно так сидеть под снегом, курить и держатся за руки с незнакомым, но самым красивым мужчиной в мире. Ей хотелось, чтобы и другая рука почувствовала это обжигающее тепло. И она как раз прикидывала, как бы половчей её, другую руку, протянуть, оставаясь как бы всё ещё неприступной, обиженной и пострадавшей стороной. И тут дверь ресторана распахнулась и из неё вышел Филипп.
Он постоял на пороге, оценивая погоду. Филипп никогда не носил курток, вообще верхнюю одежду использовал только для прогулок. Шутил, что в городских условиях пальто ему вполне заменяет машина. Какой бы ни был мороз, Филипп неизменно преодолевал расстояние между машиной и точкой дислокации – рестораном, офисом, магазином или домом – налегке, в своём безукоризненном костюме. Поэтому на пороге покидаемой зоны комфорта он всегда тормозил несколько секунд.
Это время требовалось компьютеру, встроенному в европейскую голову Филиппа, чтобы обсчитать все параметры: температуру воздуха за бортом, влажность, скорость ветра, расстояние до автомобиля, высоту снежного покрова, глубину луж или толщину льда, а также – количество килоджоулей, полученных от съеденной только что пищи, плюс – количество выпитого, оно тоже, знаете ли, влияет.
На выходе компьютер выдавал оптимальную скорость, с которой Филипп должен добраться до машины: чтобы не замёрзнуть, но и не упасть, сохранить в порядке причёску, (или то, что от неё осталось, несмотря на все антивозрастные услилия Филиппа), и вообще, выглядеть достойно, в соответствии со своим статусом, полом и возрастом.
Во время этого обсчёта глаза у Филиппа стекленели, как будто всё энергия, вырабатываемая телом, в этот момент шла на обеспечение процесса обсчёта, а все остальные процессы несколько секунд оставались обесточенными, в спящем режиме. Наташа даже сомневалась, увидел ли Филипп их, сладкую парочку, застыв в дверях, на границе света и тьмы.