Зачем она привезла его сюда? От злости на Филиппа. Ещё – чтобы отдать Зимину деньги, которые он заплатил в ресторане: останавливаться у банкомата Зимин наотрез отказался, и Наташа думала, что дома она как-нибудь исхитрится и всунет ему эту сумму. Тишком, в карман. Но самое главное: он ведь был невыразимо прекрасен, этот поэт Зимин. Если бы вы оказались с ним в одном автомобиле и руль был бы в ваших руках, вы бы тоже его привезли к себе. Не оставлять же его одного в пурге!
Зимину же, чтобы его заманить понадёжнее, она назвала другую причину::
– Через десять минут мы будем у меня, я отдам вам деньги, вы зарядите свой телефон, узнаете ее номер в записной книжке и позвоните ей…, – пообещала ему Наташа, нажимая на газ. Как так? Только что он целовал её, обжигал дыханьем и взглядами, откуда вдруг снова появились эти стоны о другой девушке? А вот такой он был, поэт Зимин.
В машине, куда он залез вслед за Наташей, как крыса за крысоловом, стоило ей завести мотор, тронуть машину с места и превратиться из нежной феи в сосредоточенного водителя транспортного средства, Зимин вдруг завёл старую песню:
– Она не пришла, я не позвонил, она не простит, ах, я несчастный!
Наташа не сбавила скорость, не свернула к автобусной остановке, мол, ступай, куда хочешь! Нет, она продолжила движение к своему дому и не только не захотела вытолкнуть поэта из тёплого салона на мороз, но, наоборот, решила во что бы то ни стало заманить его в гости, остаться с ним наедине, в тепле, в полумраке, при свете камина и потрескивании (искусственных) угольков…
Посмотрим тогда, вспомнит ли он о своей Ларисе на утро. Динамистка виновата сама! А Зимин уже тёпленький, он же совсем недавно смотрел на Наташу такими глазами, его томный шёпот заставлял сладко вибрировать в такт её барабанную перепонку, его руки сжимали её так властно, по-хозяйски, что становилось ясно, как день: этот мужчина сперму экономить не станет!
Наташа сама не ожидала от себя такого охотничьего азарта и – одновременно – такого желания покорно сдаться, покориться мужчине, лишь бы он продолжал сжимать, и вибрировать, и обжигать её так сильно. Она покосилась на Зимина, сидевшего справа от неё на пассажирском сиденье. Он был дико, адски хорош. Теперь всё её существо трепетало от одного взгляда на него, не дожидаясь ответного.
А ведь она видела этого человека на мониторе рядом с собой, жениха своего видела, вот этого, самого умопомрачительного мужчину, которого только можно себе представить. Ух ты! Скорее бы! И она прибавлял скорость, безрассудно газуя на таком скользком февральском покрытии дорожного полотна. Довезти его, пусть только войдёт в её дом, в её логово, в её ловушку, обратно она не выпустит его просто так, она сделает всё, чтобы он остался там, с ней, самый желанный, мужчина её мечты, её сокровище!
А Зимину она продолжила плести что-то, усыпляющее бдительность:
– Вы же поэт, Евгений, вы позвоните ей, вы поговорите, вы скажете е й самые прекрасные слова, какие только знаете, и вы умолите ее простить вас! Конечно, у вас получится!
Про себя Наташа думала: «так я тебе и позволю ей звонить и её умолять!» А ему продолжала заливать:
– Получится, не вопрос! Вот ведь я – я же была очень против вас настроена, с первого взгляда, когда, вы так – свалились на нас, как снег на голову! А потом вы заговорили – и как будто другой человек… Вся злость куда-то улетучилась!
– Правда?
Если Наташа не узнавала себя, которую знала всю жизнь, то и Зимина она не узнавала тоже. Точнее, он был всё время разный: тот напористый мачо, властный, страстный, опытный и решительный, который заставил её желать себя, забыв обо всём, как будто ничего общего не имел с другой ипостасью Зимина: вялой, томной и ведомой.
За недолгие несколько часов знакомства Наташа уже почти привыкла к этим превращениям и готова была терпеть Зимина 2.0 только потому, что он идёт в нагрузку к Зимину 1.0. А ради того, чтобы быть рядом с его победительной, мужской, самцовой гранью, стоило потерпеть! И отдать. Всё, что не жалко. Поэтому Наташа продолжала вести светскую беседу и таять от звуков его глубокого бархатного баритона:
– Из-за вас в ресторане я так ничего не съела. Теперь ужасно есть хочется.
– Любите покушать?
– Да! Стыдно, конечно, за такую прозу, но – ничего не поделаешь: очень люблю вкусно поесть, и радуюсь, как маленькая, в предвкушении.
– Я тоже. А чего стесняться? Прекрасно быть естественным и подчиняться лишь своим порывам. Зову сердца, например… А поесть я вам сам чего-нибудь приготовлю. Если позволите.