– Я привез ее сюда. Я верю, что вы – как истинный художник – не посмеете скрыть от народа… От публики… Мою козетку. Вы не сможете! Ваше сердце не позволит вам пойти против совести…
Из недр модульного мебельного комплекса Бобриков, жестом фокусника, вытащил, выкатил на первый план козетку. В полном смысле этого слова. Если кто это слово понимает. Бобриков, несомненно, понимал – что ж, ему и карты в руки, он собаку съел на мебельной теме, и относился к мебели – Наташа всегда это знала – с любовью не случайного человека, а преданного делу всей жизни подвижника.
Но за те недолгие пару лет, которые сама она провела в мебельном бизнесе, Наташа и сама поднаторела в профессии, с историей вопроса знакома, по салонам поездила, каталоги листает и козетку от кушетки отличить в состоянии, не стоит беспокоиться. Предмет мебели, предоставленный сейчас её вниманию, был, несомненно, козеткой. И козеткой самой высшей пробы. Изящно закруглённые спинки сидения мягко перетекали в подлокотники, отбрасывая кружевную тень на благородную парчу обивки. Да, спинки и подлокотники были резными и ажурными, а обивка – прекрасной расцветки с очень подходящим принтом, если шитьё по парче позволительно будет назвать этим низкопробным и новодельным словом: по бордовому полю были разбросаны золотые турецкие огурцы трёх размеров.
Низкие гнутые ножки заканчивались утолщениями в виде лам крупного представителя семейства кошачьих – льва или тигра. Произведение искусства, Луи Витон мебельного цеха, козетка Бобрикова воистину по праву могла бы украсить салон какой-нибудь мадам Рекамье… или женскую половину гарема турецкого султана из сериала «Золотой век».
На этой замечательной козетке влюблённые ХVIII-го… нет, даже ХIХ-го века, скрывшись за ширмой в уголку гостиной, могли бы вести невинный флирт или сговариваться о тайном обручении и побеге… Эту прекрасную козетку с руками мог бы оторвать у Бобрикова мебельный цех Мосфильма, когда бы цех этот получил задание обставить аристократическую залу к очередному историческому фильму.
Все претензии Бобрикова на звание большого мебельного художника, воплощённые в этой козетке, были оправданы и подтверждены. Но рядом с авангардным Наташиным мебельным модулем архаичное творение Бобрикова выглядело настолько неуместным, что Наташа не удержалась от хохота.
Если возможно представить себе супер-остроумную шутку, выраженную с помощью мебели, то это была она! Первый паровоз рядом с «Сапсаном», фанерный кукурузник рядом с Сухим-Суперджетом, деревянные сабо рядом с Лабутенами, козетка Бобрикова не выдерживала сравнения с последним словом мебельной мысли.
Наташа прекратила хохотать и постаралась сгладить ситуацию:
– Извините, Бобриков, простите, Игорь Иванович, я не хотела Вас обидеть. Но это – немыслимо. Не на этой экспозиции. Не в этот раз. Да вы и сами видите!
Но Бобриков не видел. Его лицо наливалось краснотой, переходящей в опасный лиловый цвет. Наташ решила зайти с другой стороны, и заботливо поинтересовалась:
– Как вы только дотащили её? Наверное, и радикулит – из-за этого?
Бобриков продолжал менять цвет. Надо быстренько спустить всё на тормозах, как будто ничего не произошло. Для этого берём нейтрально-деловой тон занятой начальницы:
– Ну ладно, Бобриков, давайте вернемся к нашим баранам… то есть – диванам. Спасибо, что привезли их, поезжайте теперь на фабрику, приглядите за производством, я сегодня целый день здесь, так что вся надежда на вас. А к 7 часам возвращайтесь. Обещают настоящий праздник! А я, пожалуй, пойду посмотрю, как все это выглядит с парадного входа.
Наташа похлопала Бобрикова по плечу – и не хотела, а как-то само получилось, жест вырвался непроизвольно, как иногда – слово: похлопала, дескать, ничего-ничего, всё в порядке, продолжаем работать – и они вместе зашагали к выходу.
Распрощались у порога: Наташа осталась у входа, а Бобриков затрусил в сторону мебельного фургона. Может быть, отпустить его, дать ему выходной до вечера, отдохнул бы, развеялся? Наташа рассеянно провожала взглядом шарообразную фигуру заместителя, забывая о его существовании с каждой следующей секундой. Он ещё не успел залезть в кабину фургона, а Наташа уже не помнила ни о Бобрикове, ни о его козетке.
Её мысли сосредоточились на предстоящей презентации: что, как и в какой последовательности она будет говорить, каким образом скоординирует свои слова и действия помощников, которые точно по минутам должны будут выкатывать на сцену всё новые и новые объекты, новые модули её умной коллекции.