– Вы в порядке?
– Не знаю, – Наташа улыбнулась сквозь слёзы. Она действительно не знала, на каком она свете, но не отметить юмор ситуации не могла, ну почему и в фильмах, и в книгах такую, как она сейчас, жертву преступления, всегда спрашивают: «Вы в порядке?» Конечно же, не в порядке!
В порядке она была час назад, когда стояла с букетом цветов посреди сверкающего холла в окружении восхищённых коллег. Вот это называется «в порядке». А здесь, на банкетке, в разорванном и безнадёжно испорченном платье, с растрепавшимися волосами и потёками туши на лице, со сломанным каблуком и хорошо ещё, если целыми руками и ногами – нет, она не в порядке, обычно она чувствует себя иначе, – но спасибо!
– Не волнуйтесь, с этим психом мы разберемся. Он не будет вам досаждать.
– Ах, да это же Бобриков, наш главный бухгалтер! Никогда не ожидала ничего подобного от бухгалтера, – Наташа перестала играть в принцессу и перестала заигрывать с Кошкиным. Ей было не до того. Она просто была рада, что всё плохое закончилось, и рада была сидеть с ним рядом на банкетке и никуда не торопиться.
Ей больше не хотелось заинтересовать и зацепить чем-то сидящего рядом мужчину. Не нужно было стараться произвести правильное впечатление. Но свою искреннюю благодарность выразить всё-таки стоило:
– Господи, что я говорю! Я хочу сказать, какое счастье, что вы оказались рядом.
Кошкин несмело поправил её сбившиеся волосы.
– Когда вы ушли, я что-то почувствовал…Я всегда следую этому чувству. Оно меня еще ни разу не подводило.
– Меня тоже…
Его рука задержалась на её затылке, и тогда она приблизила своё лицо и поцеловала его. Сама. Нежно обхватив майора Кошкина за шею, Наташа целовала его, отрывалась, снова впивалась губами в губы своего спасителя, успевая в перерывах бормотать быстро-быстро:
– Это ничего… это всего только раз… моя благодарность тебе… мой спаситель… мой герой…
Быстрые и короткие поцелуи слились, наконец, в один нескончаемо долгий. Что может быть естественнее: спаситель и спасённая, воспылавшие друг к другу страстью!
Наташа отдалась поцелую полностью, закрыв глаза и потеряв всякий контакт с реальностью. Только он, только его запах, горьковатый и пьянящий, только жар его тела, такого близкого теперь, такого желанного, наливающегося силой под её руками, жар, который уже невозможно терпеть, сила, которая уже сминает Наташу, сжимая её, как будто клещами!
Наташа отпрянула от Кошкина в тот самый миг, когда и он сам, оттолкнув её, вдруг издал нечеловеческий вопль и упал на пол, извиваясь и корчась. Наташа, преодолевая страх, подошла поближе и увидела пену, идущую у него изо рта. Что делать? Это падучая болезнь? Он же упал! Так раньше, вроде, называли эпилепсию.
Вот, значит, какие формы принимает ваш синдром неконтролируемой агрессии, господин Кошкин. Но надо же как-то ему помочь! Наташа, преодолевая отвращение, склонилась над головой майора, попыталась приподнять её над полом. Кошкин издал глухой раскатистый звук, отдалённо напоминающий рычание. Наташа с испугом бросила его голову, и голова со стуком ударилась об пол. Вот так история!
Она снова была в экстремальной ситуации. Так же, как и полчаса назад. А в экстремальной ситуации нужно делать что? Правильно, вызывать скорую помощь! У неё же по-прежнему с собой мобильный телефон. Где же он? В борьбе с Бобриковым она его уронила, точно, она отчётливо помнит стук и пищание – это телефон упал и отлетел куда-то в темноту.
Наташа, напрягая зрение, вгляделась в полумрак вокруг себя, и точно – в дальнем углу у лифта поблёскивал синий огонёк. Телефон найден, сейчас, майор Кошкин, мы тебя спасём, ты – меня, а я – тебя, вот и будем квиты!
– Сейчас, подожди минуточку, сейчас…, – она нажимала спасительные 1-1-2, номер вызова экстренной помощи, формулируя в уме короткое и содержательное сообщение, которое сейчас скажет оператору. – Здравствуйте, меня зовут Наталья Ермакова, я нахожусь в здании Выставочного центра, у человека приступ эпилепсии, приезжайте. Полных лет ему… не знаю, наверное, тридцать восемь-сорок…
Наташа бросила взгляд на лежащего Кошкина, чтобы поточнее ответить на вопросы оператора. Кошкина не было. Там, где он только что выгибался дугой, на полу осталась лужа пены. И всё! Зато из темноты коридора на неё глядели, на высоте метра над линолеумом, два ярко-зелёных глаза. И раздавалось знакомое рычание.
– Алло! Вы позвонили один один два, центр экстренной помощи, чем я могу помощь?
В том, что это именно рычание, теперь уже не было никаких сомнений. Оператор на том конце провода напрасно ждал ответов. В конце концов, в его помощи необходимость как-то отпала сама собой. И чья же помощь сейчас нужна была Кошкину? Если это был он?