Впрочем, Арден был далек от того, чтобы приписывать себе все успехи подопечных. Еще с институтских времен он усвоил истину: никто никогда никого и ничему научить не в состоянии. Роль учителя — указать дорогу, помочь по ней двигаться, но идти вместо ученика или тащить его на себе — не вариант. Он готов был признать, что с детьми ему везло. А может, дело не только в везении, но и в его умении заинтересовать, организовать, придумать подход. Вон как удачно вышло с Фарном: малец казался безнадежным, но стоило мягко подтолкнуть ситуацию, сказав Ильтену, что никому на целом свете, по-видимому, не удастся объяснить Фарну, почему зима сменяется летом… Ильтен не мог не принять такой вызов. И Фарн, что удивительно, понял его объяснение. Комбинация была уникальной: на самом деле, никого другого Фарн слушать бы не стал. В том числе и учителя: мальчик заранее считал, что это для него слишком сложно. А Ильтен говорил с ним на равных. И он был для Фарна авторитетом. Не просто умник, умники в классе и другие есть, те же Вендек и Жезхит усердно учатся. А пацан, умеющий постоять за себя и никому не дающий спуску — для Фарна это важно. Так и сложилось: в промежутках между волейболом и прочими соревнованиями Ильтен втолковывал своему приятелю содержание общего образования. Чудес, конечно, ждать не стоит, но Фарн кое-как сдавал экзамены и честно переходил из класса в класс, не оставаясь на второй год.
В Ильтене учитель видел многообещающие задатки. Не педагогические — хотя и с этим неплохо, — а научные. Увлеченность лабораторными экспериментами, работой с приборами, стремление во всем докапываться до причин в сочетании с развитой логикой — это свидетельствовало о том, что из мальчика может выйти настоящий ученый. А будет его основной профессией преподавание или инженерия — это уж как получится. Главное, чтобы Фарн не сбил его с толку, агитируя после школы отправиться на Т2 бить зохенов. Мечта подходящая и вполне реалистичная для недалекого крепыша, но Ильтену сражаться с зохенами — все равно что забивать гвозди микроскопом. Надо бы, кстати, поговорить с ним о будущем отдельно. Проверить, насколько он понимает, где у него наилучшие перспективы.
— Мам, а учитель сказал, что я могу стать ученым! — гордо заявила Вера, вернувшись из школы и кинув рюкзак в угол.
— Да? — заинтересовалась мама. — Значит, ты делаешь большие успехи, коли он так высоко тебя оценил. — Тереза считала господина Ардена придирчивым и требовательным преподавателем.
— Учёная-мочёная! — Аннет состроила рожицу.
— Мелкая, отстань, — отмахнулась Вера. — Он обещал устроить мне дополнительные занятия по астрономии. А еще мы поедем всем классом на экскурсию в Синиэл, и он сводит меня и Толлера в политехнический музей, вот! И, наверное, я буду участвовать в конкурсе детских исследовательских работ. Правда, здорово?
— Замечательно! — искренне поддержала мама.
Папа вздохнул.
— Вера, ну какой во всем этом смысл? Господин Арден может верить, во что хочет, и воображать себя наставником будущего лауреата всех научных конференций мира, но ты же понимаешь, что тебе не быть ученым. После школы ты выйдешь замуж.
Вера сникла. Она, конечно, знала, что ее выдадут замуж. Разговоры об этом велись с самого младенчества. Она еще в кроватке лежала с погремушкой, когда господин Хэнк впервые попросил ее для своих сыновей. Ему отказали — мол, вырастет, тогда и обсудим. Но до того, как ей исполнится полторы дюжины весен, у нее должен появиться какой-нибудь муж. У девушки, будущей женщины, нет другой судьбы. Вера хлюпнула носом. Не то чтобы она была принципиально против замужества… но предпочла бы институт.
Ильтен покачал головой. Вот чем обернулась дурацкая идея Терезы отдать дочку в школу. Нахваталась там всякого, физикой увлеклась… Зачем ей физика в семейной жизни? Лучше бы позы любви изучала.