— Ешь, чудак-человек!
Он мотал головой и снова отправлялся на поиски месторождений сладкого. У него была способность находить то, что ищет.
— Ребята, у Пузыря в кармане кулек с леденцами. Годится?
— Годится! Но Пузырь не даст!
— Мы потрясем Пузыря. Он на лестнице ест втихомолку. Пошли!
Мы отправились на лестницу трясти Пузыря. И снова у каждого из нас сладко оттопыривалась щека.
В те дни у меня появилась одышка. Врачи определили порок сердца. Велели лечь.
Он пришел ко мне и спросил:
— Где у тебя болит? Покажи!
Я показала.
Он ткнул себе пальцем в грудь:
— Что там болит?
— Сердце.
Он снова ткнул себя пальцем и прислушался, словно хотел почувствовать мою боль у себя. Я с любопытством смотрела на него.
— У меня там ничего не болит, — разочарованно сказал он. — Может быть, у меня нет сердца?
— Есть! Сердце у всех есть. Даже у Пузыря.
— А какое сердце, знаешь?
— Знаю! Как червонный туз.
Он понимающе кивнул головой:
— Красивое сердечко.
— У меня оно некрасивое, — вздохнула я.
— Почему у тебя некрасивое?
— Потому что болит.
Он сочувственно посмотрел на меня и спросил:
— Хочешь конфет?
— Ничего я не хочу.
Его лицо вытянулось, стало серьезным.
— Раз не хочешь — значит тебе действительно плохо. Но я тебя вылечу!
— Дурачок, — сказала я.
Он не обиделся. Мы вообще тогда не обижались на слово. Он сказал:
— Вылечу! Я достану тебе такое лекарство, которое вылечивает даже раненых. Ты еще захочешь конфет. Я наношу дров в четвертую квартиру и принесу тебе соевых батончиков. Три штуки. А может быть, пять.
Несколько дней он пропадал, и я решила, что доставала сладостей забыл о своем обещании. Нет! Оказывается, он бегал по городу в поисках лекарства. Был уверен, что от каждой болезни существует лекарство и нет на свете неизлечимых болезней, хотя сам никак не мог вылечиться. Не ел сладкого, а глаза у него всегда были воспалены, болели. Но это не останавливало его. Он обошел ради меня все аптеки, и везде ему говорили одно и то же: «Нет лекарства от порока сердца». Он не верил. Искал. Это оказалось потруднее, чем прикатить бочку из-под яблочного повидла или потрясти скупого Пузыря.
Мой дружок терпел неудачи, но не сдавался. Он говорил мне:
— Жди! Я что-нибудь придумаю. У тебя будет здоровое сердце, красивое, как червонный туз.
Я верила в его могущество, потому что человек, который в трудное время доставал для товарищей сладости, мог достать что угодно — даже лекарство от порока сердца.
Болезнь то отпускала меня, то неожиданно подкрадывалась, и сердце громко стучало — подавало сигнал тревоги. Никто из ребят не слышал этот сигнал. А он слышал…
Шло время. Мы становились старше. Доставала сладостей больше не вспоминал о лекарстве. Но каждый раз, встречая меня, он говорил:
— Жди! Я что-нибудь придумаю.
И мне казалось, что все время он только и думает, как исцелить меня.
И однажды он пришел. Я не узнала своего дружка: его лицо стало серым, а под глазами появились голубые, словно нарисованные кисточкой ободки. Он дышал тяжело, как при пороке сердца. Я сразу заметила эту перемену и спросила:
— Что с тобой?
— Ты будешь здорова, — был ответ. — Тебя вылечат. Я дал им за это кровь.
— Какую кровь?
— Обыкновенную. Свою.
Он закатал рукав, и я увидела на сгибе руки бурое пятно йода.
— Что это? Рана?
Он усмехнулся:
— Отсюда брали кровь.
— Зачем?
— В больнице мне сказали: «Можешь выручить?» Я спросил: «Что для этого надо?» Они сказали: «Кровь можешь дать?» Я сказал: «Дам!» Я понял, что если я их выручу, они выручат меня, то есть тебя. — Тут он улыбнулся и доверительно сказал: — Я наврал им, что мне восемнадцать лет.
В тот день доставала сладостей был большим и сильным, самым лучшим из мальчишек. Я смотрела на него как на героя.
— Тебе было больно?
— Ничуть!
— Врешь! Тебе было больно!
Тогда, чтобы доказать, что ему было не больно, он решил пройтись на руках. Он умел ходить на руках, но на этот раз у него ничего не вышло: потерял равновесие и упал.
— Вот видишь! — прошептала я. — Из-за меня ты потерял здоровье!
Он ничего не ответил. Медленно поднялся с пола. И долго тер затылок.
— В больнице мне сказали, что я спас какую-то девчонку. Почему же я не могу спасти тебя?
— Можешь! Спасешь! — убежденно сказала я. — Ты уже спас меня. У меня больше нет одышки.