— Люблю ледяную воду, — сказал Виль и стал раздеваться.
Сандалии полетели в разные стороны. За ними вспорхнула рубашка.
— У чаек и клюв малиновый… — отчаянно сказала Инга.
А Виль уже шагал по мелководью, стараясь быстрее привыкнуть к холодной воде. Когда же, намочив края трусов, он добрался до первой косы, Инга крикнула:
— Я тоже буду… купаться!
Он оглянулся. Девочка стояла на берегу, скрестив руки и держась за плечи. Виль на мгновенье представил себе, как вода будет обжигать Ингу, как перехватит дыхание и как потом ей будет холодно шагать по пляжу в мокром, пока морские сквозняки не высушат купальник. Он уже хотел было вернуться, но над ним с криком пронеслась стая чаек, и ему показалось, что птицы, перебивая друг друга, кричат:
— У нее косят оба глаза… Один смотрит влево, другой — вправо! Виль! Виль! Виль!
Это девчонки обернулись чайками и продолжают донимать свою подружку.
Виль повернулся и побежал вперед. Брызги, как искры, обжигали тело. Вода сдавливала грудь тяжелым холодом. Но Вилю казалось, что сейчас он делит с Ингой ее горечь и обиду.
Доплыв до второй косы, мальчик оглянулся — Инга стояла по колено в воде. Он успокоился и поплыл обратно. Но когда поравнялся с Ингой, то обнаружил, что купальник на ней мокрый. Лицо ее было бледным.
— Купалась?
Девочка не ответила, может быть от озноба не могла выговорить слово. Виль положил ей на плечо руку. Плечо было твердым и холодным, но под его рукой слегка потеплело. Так они стояли по колено в воде, и у обоих слегка постукивали зубы. А на ближней косе расселись чайки, зябко втянув головы и выставив малиновые носы.
— Идем! — сказал Виль и почувствовал, что плечо Инги стало мягче и теплее.
Инга повернула к нему голову и сказала:
— Вода… теплая.
— Вода… теплая, — согласился Виль, слизывая языком соленую струйку, стекающую по щеке.
Они пошли по бесконечному пустынному пляжу. На самой кромке берега лежала черная паутина водорослей и розовели хрупкие чешуйки ракушек. Среди этих даров залива лежал шахматный конь. Вероятно, кто-то из пляжных шахматистов долго искал его в песке. Виль нагнулся и поднял коня.
— Что ты нашел? Янтарь? — спросила Инга.
— Нет, — ответил мальчик, — морского конька.
— Покажи.
Виль подкинул и поймал деревянную фигурку и протянул ее Инге. Она поверила:
— Хороший морской конек!
— Возьми себе.
Она бросила в сторону мальчика острый взгляд, словно хотела убедиться, что он дарит ей конька не из жалости. Но неожиданно прочла в его глазах, что там, у ненастоящей лодочки фотографа, ему очень хотелось вступиться за нее, оттаскать девчонок за «конские хвостики», но он сдержался, потому что это было их девичье дело, в которое мальчишке не следует встревать, чтобы не унизить свою подругу.
Она осторожно взяла из его руки коня и почувствовала, как по телу прошла теплая волна благодарности.
— Верно, я не хромая? — повеселев, спросила она.
— Нет!
— И у меня не косят глаза?
— Не косят.
Инга рассмеялась и вдруг сорвалась с места, побежала. Она действительно была похожа на легкую длинноногую цаплю, которая весело танцует на своих тонких ногах, машет крыльями и гортанным голосом кричит на все побережье:
— Виль! Виль! Виль!
Скрипка
Вы когда-нибудь стояли под окнами музыкального училища на мокром асфальте, в котором отражается свет больших прямоугольных окон? Идет невидимый мелкий дождь. Торопливо шагают люди. Возникают и сразу же растворяются в сырой тьме огни машин. А из освещенных окон музыкального училища доносятся приглушенные звуки разных инструментов. Дом похож на оркестр, который настраивается перед концертом.
Не спешите уходить. Не обращайте внимания на дождь. Сейчас что-то случится. Может быть, распахнутся окна, и вы увидите множество ребят с трубами, флейтами, барабанами. А может быть, раскроются двери, и на дождь выйдет большой оркестр. Он пойдет через город, и сразу станет безразлично, что льет дождь и что под ногами лужи. А вы прибавьте шагу, чтобы не отстать от поющих труб и скрипок.
Мальчик шел из булочной, а хлеб спрятал от дождя под пальто. Хлеб был теплый, и за пазухой словно лежал не обычный черный кирпичик, а живое существо.
Мальчик разгуливал под окнами музыкального училища. И хлеб грел его.
У каждого окна свой голос, своя жизнь. Мальчик услышал звук, похожий на одышку. Кто-то играл на большой басовой трубе. В соседнем окне звучала неторопливая гамма, похожая на лесенку. Видимо, маленькая робкая рука впервые прикасалась к клавишам. Рядом ревел баян. Он растягивал ноты, словно они были на пружинах, а потом резко отпускал их.