— Это другое дело, — холодно сказал он. — Я… я хотел тебя тогда!
— А теперь — нет? — Доминик прижала руки к щекам.
— Так — нет, — прозвучал унизительный ответ.
Доминик вгляделась в него, не в силах поверить, что он мог так измениться, но во всем его лице читалась только жестокость и горечь. С приглушенным рыданием она повернулась и бросилась к двери, с трудом открыла ее непослушными пальцами и побежала по коридору, не обращая внимания на изумленные взгляды медсестер и санитаров, мимо которых она бежала. Один раз она услышала, как ее окликнули, но не стала возвращаться. Обернувшись, она увидела, что это сам Винсенте стоит в дверях своей комнаты, и она еще ускорила свой бег, захлопнув дверцы лифта почти с паникой. Только оказавшись в такси, по дороге обратно в отель, она дала волю жгучим слезам, которые хлынули по щекам, заливая ее горе.
Когда Доминик вернулась в отель, Изабелла завтракала. Увидев покрасневшие от слез глаза золовки и ее напряженное лицо, она не стала спрашивать, где та была. Очевидно, ей это было ясно. Вместо этого она сообщила Доминик, что разговаривала с матерью-настоятельницей и решила принять ее предложение ненадолго вернуться в Минха-Терру.
— Я уверена, что это — хорошая мысль, — сказала она со своим обычным спокойствием. — Сальвадору не трудно будет отвозить меня в Рио навещать Винсенте, пока его не переведут в Бела-Виста. Я узнаю об этом сегодня утром.
Доминик только кивнула, слабо улыбнулась и пошла умыть лицо.
В тот же день, немного позже, когда Изабелла снова побывала у Винсенте, они вернулись с Сальвадором в Бела-Виста. Казалось, Изабелла была поглощена собственными мыслями. Пару раз она начинала было что-то говорить Доминик, но в последний момент останавливала себя.
Так для Доминик начался самый длинный и печальный месяц ее жизни. Как и сказала Изабелла; через десять дней Винсенте перевели в больницу Бела-Виста, и он продолжал быстро идти на поправку. Изабелла бывала у брата почти каждый день, но вопреки ожиданиям не спорила с ним. Доминик иногда надеялась, что Изабелла попытается убедить ее навестить брата, что дало бы ей предлог туда пойти: хотя Доминик и говорила, что не хочет этого, невозможность видеть Винсенте давила на нее тяжелым грузом. Она подробно расспрашивала Изабеллу и о пересадке кожи, и об остальных его травмах, часто сама звонила в больницу и разговаривала с врачом.
Если персонал больницы и удивлялся, что она никогда не приходит туда, то они, видимо, объясняли это для себя ее естественным отвращением к уродству, и, хотя это было ей неприятно, она решила не сдаваться и не появляться там только для того, чтобы Винсенте снова ранил и унизил ее. У него еще будет эта возможность, когда он вернется домой. А этого момента она ждала — и боялась больше всего.
Иногда ей хотелось, чтобы он окончательно порвал с нею, развелся бы с ней на любом основании, но в большинстве случаев она сознавала, что если даже он это сделает, она никогда уже не будет прежней. Жизнь с Винсенте полна бурь, но без него — это вообще не жизнь.
Когда пошла третья неделя пребывания Винсенте в больнице, Фредерик Ривас пришел навестить Доминик. В это время Изабелла была в больнице, и Доминик тепло пригласила его зайти, радуясь, что будет с кем поговорить. Она избегала поездок в город, зная, какие там идут разговоры и измышления.
— Как поживаете? — мягко спросил Фредерик. — Вы сильно похудели, Доминик. Вы тяжело переживаете происшедшее? Доминик выдавала улыбку.
— Спасибо, я в порядке. Вы правильно сказали — это тяжело, но… но… насколько я знаю, ему гораздо лучше.
— Винсенте? — Фредерик пожал плечами. — Он быстро поправляется. Я виделся с ним только вчера. По правде… по правде говоря, именно поэтому я и пришел. Доминик напряглась:
— О… да? Ее нервы дрожали, как натянутая тетива, от одного только упоминания его имени. Она неровными шагами подошла к звонку и, вызвав Сальвадора, попросила его, чтобы им с сеньором Ривасом принесли горячего шоколада. Закуривая, чтобы успокоиться, она сказала:
— Продолжайте, пожалуйста, сеньор Ривас.
— О», называйте меня Фредерик, пожалуйста! — воскликнул он, и Доминик с улыбкой кивнула. — Так, — проговорил он, — вы не навещали мужа с момента его возвращения в Бела-Виста?
Доминик сжала губы.
— Это так, — натянуто согласилась она.
— Почему? — нахмурился Фредерик. — Это вас так расстраивает?
Доминик молча покачала головой, не доверяя своему голосу. Потом сказала:
— Нет. Нет, это не так. Только… Но, какой смысл? — Она прикусила нижнюю губу, чтобы она не дрожала. — Вам можно прямо сказать, сеньор, то есть Фредерик: мой муж не хочет меня видеть.
— Вы это не всерьез!
— Нет, всерьез. А теперь, пожалуйста, не будем больше об этом говорить. Мне… мне это тяжело.
— Могу понять. Но вы не правы. Винсенте хочет вас видеть. Его тяготит необходимость так долго быть в больнице, когда ему так сильно хочется поговорить с вами!
— Ах, нет, вы ошибаетесь! — ответила Доминик. Глаза ее неестественно ярко блестели. — Ну, вот и Сальвадор. Сальвадор, поставьте его сюда, пожалуйста.
После того, как Сальвадор вышел, а Доминик вручила Ривасу чашку шоколада, тот сказал:
— Почему вы так уверены в этом, Доминик?
— Это… это мое личное дело, — неловко ответила она. — Мне бы не хотелось это обсуждать.
— Тем не менее Винсенте действительно хочет вас видеть. В моем присутствии он снова спросил Изабеллу, почему она не взяла вас с собой.
Доминик встала.
— Я… я… Вы хотели еще что-нибудь сказать? То есть… я не хочу вас прогонять, но… ну, это бесполезно! Я не намерена посещать мужа, вот и все.
Казалось, Фредерик Ривас был ошеломлен, но больше не заговаривал на эту тему и только странно посмотрел на нее, когда думал, что она этого не видит. Но Доминик это замечала, замечала и то, что она вызывает у него раздражение. Он верил ей не больше, чем она — ему. Если Винсенте притворяется, что хочет ее видеть, чтобы все решили, что их отношения наладились, то это его дело. Она в этом не собирается участвовать. Она не пойдет туда притворяться преданной и любящей женушкой только для того, чтобы успокоить его друзей.
Но тем не менее, когда Ривас распрощался и ушел, Доминик подумала: почему Изабелла ничего ей об этом не говорила? В конце концов ей-то известно, почему Доминик не собирается навещать Винсенте, поэтому она могла бы сказать ей. Но, может быть, она подумала, что было бы жестоко передавать ей то, что почти наверняка — всего лишь притворство.
В течение следующих дней ей несколько раз звонили знакомые Винсенте с завода. Все они спрашивали о его здоровье. Доминик решила, что, видно, Фредерик Ривас пытается пристыдить ее, чтобы она пошла в больницу и сама разузнала все о муже.
А потом, однажды вечером, к ней пришел еще один человек. Изабелла отдыхала, и Доминик сидела во внутреннем дворике одна, когда до нее донесся звук подъезжающей машины. Пройдя через гостиную, она выглянула из двери и увидела, как из-за руля автомобиля вылезает Джон Хардинг. Широко открыв глаза, она наблюдала, как он подходит к ней, и не могла подавить удовольствия при его виде: ведь в конце концов он был ее соотечественником, и когда-то они были очень близки друг с другом.
— Хэлло, Дом, — произнес он с теплой улыбкой. — Как приятно снова тебя видеть!
— Хэлло, Джон. — Доминик кусала губы. — Что ты здесь делаешь?
Поднявшись по ступенькам, Джон остановился рядом с ней.
— Ты не хочешь пригласить меня войти и предложить выпить? Ведь я знаю, что босса нет. Доминик колебалась. Казалось неким предательством приглашать его в дом Винсенте в отсутствие самого Винсенте. Но тут она вспомнила об Изабелле и, небрежно махнув рукой, сказала:
— Пройдем во дворик. Мы можем там поговорить.
Во дворике был Сальвадор, взглянувший на спутника Доминик с глухим презрением.
— Я не думаю, что сеньор… — начал было он, но Доминик взглядом заставила его замолчать.
— Принесите лимонаду со льдом, — хладнокровно распорядилась она. — Пожалуйста, Сальвадор.