Вся эта ситуация заставила меня вспомнить то, что я хотела забыть. Я хотела перечеркнуть всю свою жизнь вплоть до самого побега, но пока мне это не удавалось. Прошлое больно кусало за пятки, не давая забыть. Все обиды, недопонимания, вся пережитая боль продолжали жить во мне и причинять боль.
Я не удержалась и впервые за долгое время достала небольшой прямоугольный свёрток, завёрнутый в грубое серое полотнище. Я осторожно развернула ткань и посмотрела на обожжённую кожаную обложку. Страницы выгорели, но обложка осталась цела. Потрепалась, но я не могла её выкинуть. Это память.
Дрожащими пальцами я провела по почерневшей металлической вставке прямо по центру, это была первая буква моего имени, стилизованная под звезду. Я закусила губу. Я обещала себе быть сильной, зачеркнуть прошлое и быть счастливой. Ради самой себя. Потому что больше никто обо мне не сможет позаботиться. Я теперь сама по себе.
Смахнув незаметно скатившуюся слезу с щеки, я снова завернула обложку в полотнище и убрала в нижний ящик стола. Это всё, что я позволила себе захватить на память о прошлой жизни. Как память и как напоминание.
Я отчаянно тряхнула головой и решила выйти погулять, немного развеяться. В гостиной сидела только Бригитта, лениво листая учебник по общей магии. Я с секунду подумала, и решила с ней поговорить. Кто знает, сколько ещё мне тут находиться? Нужно налаживать связи.
— Привет, не отвлекаю? — я подошла к дивану, — я хотела извиниться за утро.
— Ну привет, — хмыкнула блондинка и отложила учебник, — это была война, всё честно. Ты просто оказалась быстрее и ловчее.
Она повела плечами и тряхнула светлыми волосами. Мне стало неловко, ведь всё было совсем не так. Если бы не моё «очарование», такая как Бригитта, точно не позволила бы мне прошмыгнуть вперёд неё. Она походила на северную воительницу, валькирию из легенд.
Высокая, статная, строгая, но непременно женственная, пухлые аккуратные губы придавали её облику мягкости, а крепкая подтянутая, но стройная фигура притягивала к себе взгляд. Она точно занималась и поддерживала себя в форме, случись что, я уверена, Бригитта Бьёрг не дала бы себя в обиду.
Я помялась, не зная, что ещё сказать. Бригитта помогла мне.
— Не обращай внимание на истерику малявки, — сказала она и кивнула в сторону двери Тори, — возраст такой. Нашла себе кумира и порвёт за него. Да и видно, что девчонку всю жизнь берегли, не знает, что может быть иначе.
— К чему ты это? — ответила я.
— Ну я ж не дура, — она хохотнула, голос у неё был немного низкий для женщины, но ей шло, — видела, как ты в комнату сбегала.
— Мне стоит лучше себя контролировать, — я досадливо сжала губу.
— Возможно, — она чуть качнула головой, — но ты и без того неплохо держишь лицо. Так учат только аристократов.
И она скользнула по мне внимательным взглядом, чуть приподняв бровь. Умная, наблюдательная, опасная. Точно Валькирия. Я с секунду подумала и решила, что Бригитта достойна моей искренности. Точнее, того, что я могу о себе рассказать.
— Мой отец аристократ, — сказала я и замолчала.
— Понимаю, — она и правда всё поняла.
В нашем королевстве есть пансионы для бастардов благородных, о ком родители хотели позаботиться. Они анонимны, девочки и мальчики не знали, кто их родители, но получали хорошее образование. Девочкам выделяли неплохое приданое, зависит от щедрости родителя, и выдавали замуж. Мальчиков брали на королевскую службу или в пажеские корпуса.
Такие дети не знают нужды, им нет причин беспокоиться о своём будущем. Если их не подкинули на порог церкви Светлой Святой, а отдали в пансион, это означало, что о них хорошо позаботились. Возможно, когда-нибудь они могут узнать имя своего родителя или родителей, если те пожелают.
Щёлкнула дверь ванной, и наружу выплыла в облаке пара Мыльница. Я даже посмотрела потом, как её зовут, на табличке в её комнату. Крессида Джосени, судя по фамилии — аристократка из не особо знатных. Скорее всего дочь баронета или шевалье.
— Что, справедливость восторжествовала? — спросила она с насмешкой, когда увидела меня.
— О чём ты? — я решила состроить дурочку, пусть стоит и объясняет, что она имела в виду. Маленький этикетный манёвр, но какой унизительный.
— Из-за того, что ты сделала утром, богиня тебя наказала. Леди Эвелин же выгнала тебя, — она попалась на крючок, высокомерно оскалившись.
— Милая, — я растянула губы в приторной улыбке, предвидя сокрушительный удар, — мы не сошлись с леди Эвелин во взглядах, но я обязательно это исправлю. А ты, если продолжишь всех задерживать по утрам, однажды и правда огребёшь справедливостью от богини. И я сочту за честь стать её руками.