— Едва ли для бикини есть какие-то возрастные ограничения, — говорю я. Клэр битком набита потрясающими правилами. Однажды она сказала мне, что черными чернилами пишут только письма, выражающие соболезнование.
— Вот именно, я ей так и ответила. Кроме того, она, может быть, сказала так потому, что сама плохо смотрится в бикини. Как тебе кажется?
Киваю. Клэр фанатично работает над собой и годами не притрагивается к жареному, но она роковым образом предрасположена к полноте. Она пытается исправить дело стильными и умопомрачительно дорогими костюмами — появляется на пляже в трехсотдолларовом закрытом купальнике и парео в тон, в причудливой шляпке, в модных очках. Пройдет много времени, прежде чем вы заметите предательскую складку у нее на талии.
Обходим отделы в поисках подходящих купальников. В какой-то момент замечаю, что обе мы выбираем простые черные бикини от Анны Клайн. Если мы вместе натыкаемся на одно и то же, Дарси обычно говорит, что она первая это увидела, или же изо всех сил старается выглядеть лучше по сравнению со мной. Нет уж, спасибо.
Тут я вспоминаю, как мы с Дарси и Аннелизой за неделю до начала занятий отправились покупать себе школьные рюкзаки (дело было в четвертом классе). Все мы выбрали фиолетовые, с серебряными звездами на карманах. Эти рюкзаки были красивее остальных. Аннелиза предложила купить одинаковые, а Дарси уперлась. Это будет слишком по-детски, решила она. Походить друг на друга — удел третьеклашек.
Тогда мы сыграли в «камень-ножницы-бумагу». У меня выпал «камень», то есть я победила — более того, сегодня я могу торжествовать! Я прикоснулась своим кулачком к их «ножницам» и бросила фиолетовый рюкзак в тележку. Аннелиза заупрямилась, захныкала, что это ее любимый цвет, «а ты, Рейчел, ведь больше любишь красный». Аннелиза была мне не соперница. Я сказала, что действительно больше люблю красный, но, как она видит, красных рюкзаков здесь нет. В конце концов ей все-таки пришлось довольствоваться желтым экземпляром с улыбающейся рожицей на кармане. Дарси металась, не зная, что выбрать, и в результате сообщила, что отложит это на потом и придет сюда завтра с мамой. Я не вспоминала об этой истории целую неделю, но когда пришла на автобусную остановку, там уже стояла Дарси — с фиолетовым рюкзаком, точь-в-точь как у меня.
— У тебя такой же рюкзак?!
— Знаю, — сказала Дарси. — Я все-таки решила его купить. Кого волнует, что у нас будут одинаковые рюкзаки?
Не она ли говорила, что только малышня носит одинаковые вещи?
— Меня волнует, — ответила я, ощутив прилив ярости.
Дарси вытаращилась на меня и выдула из жвачки пузырь.
— Ой, Рейч, какая разница? Подумаешь, рюкзак!
Аннелиза тоже была обескуражена, но по другой причине.
— Значит, вы будете носить одинаковые рюкзаки, а я нет?! Ну и ладно, зато у меня он прикольнее.
Мы проигнорировали ее.
— Но ты же сказала, что у нас не должно быть похожих вещей, — упрекнула я Дарси, когда автобус, вывернув из-за угла, остановился перед нами.
— Разве? — спросила она, приглаживая свои жесткие, остриженные «перышками» волосы. — Да ладно, кого это волнует?
Это свое «кого это волнует?» Дарси частенько употребляет в качестве последнего аргумента (повзрослев, она стала говорить «в любом случае»). В то время я еще не раскусила ее тактики, знала только, что она ухитряется всегда настоять на своем и заставить меня признать свое поражение.
Мы влезли в автобус, Дарси — первой. Она села, а я устроилась позади нее, все еще в ярости. Видно было, что Аннелиза колеблется. Потом она опустилась рядом со мной, сознавая, что правда — на моей стороне. Фиолетовое, с серебряными звездами, яблоко раздора могло бы привести к нешуточной потасовке, но я не могла позволить предательнице Дарси испортить мой первый школьный день. Да и не стоило с ней драться. Результат, как правило, был не в мою пользу.
Украдкой возвращаю купальник от Анны Клайн на место, прежде чем мы занимаем очередь в примерочную. Когда одна из кабинок освобождается, Дарси предлагает пойти вдвоем, чтобы сэкономить время. Она раздевается до нижнего белья (черного, кружевного) и раздумывает, какой бы купальник померить первым. Смотрю на ее отражение в зеркале. Ее тело еще красивее, чем прошлым летом. У нее длинные ноги; видно, что перед свадьбой она соблюдает суровый режим тренировок; кожа — от ежедневного употребления крема для загара и периодических походов в солярий — бронзового цвета.
Думаю о Дексе. Конечно, теперь он может сравнить, как мы выглядим (а может быть, уже сравнивал, ведь он «не был пьян»). Мое тело далеко не столь прекрасно. Я ниже, полнее, бледнее. И хотя грудь у меня больше, у нее — красивее. Упругая, с небольшими сосками и ореолами.
— Прекрати смотреть на то, какая я толстая, — требует Дарси, поймав мой взгляд.
Вынуждена сделать ей комплимент.
— Ты не толстая, Дарси. Ты выглядишь великолепно. Честное слово, потрудилась на славу.
— Можно и так выразиться. И которая часть тела особенно потрясает воображение? — Дарси любит, чтобы хвалили конкретно.
— Все. У тебя стройные ноги, это здорово.
Больше она от меня ничего не получит.
Она задумчиво изучает свои ноги. Я раздеваюсь и вспоминаю, что на мне трусики и лифчик из разных комплектов. Быстро натягиваю купальник в сине-белую полосочку, оставляющий открытыми два дюйма кожи на талии. Компромисс между суровым вариантом Клэр и бикини.
— Боже, он потрясающе смотрится, ты должна его купить, — говорит Дарси. — Ты ведь возьмешь его?
— Думаю, да, — отвечаю я. Он смотрится не так уж потрясающе, но, во всяком случае, неплохо. Я прочитала много журнальных статей насчет того, как можно с помощью купальника скрыть недостатки фигуры, и знала, что именно мне нужно. Этот вариант весьма неплох.
Дарси надевает крошечное черное бикини с треугольными чашечками и почти отсутствующим низом. Выглядит очень сексуально.
— Ну как?
— Хорошо, — говорю я, думая, что Дексу наверняка понравится.
— Купить?
Советую ей померить другие, прежде чем решать. Она послушно снимает с вешалки следующий. Конечно, все купальники смотрятся на ней изумительно. У нее нет никаких изъянов, которые надо маскировать. После долгого обсуждения я оставляю себе сине-белый, а Дарси — три мини-бикини: красное, черное и одно телесного цвета, в котором издалека она будет казаться обнаженной.
Когда мы идем платить, она хватает меня за руку.
— Ох, черт, забыла тебе сказать.
— Что? — пугаюсь я ее внезапного возгласа, хотя уверена — она не скажет: «Я знаю, что ты переспала с Дексом».
— Ты нравишься Маркусу.
Она говорит как десятиклассница — таким же тоном. И вдобавок это словечко «нравишься».
— Мне он тоже нравится. Славный парень.
Черт с ним, с алиби.
— Нет, глупышка! Я хочу сказать, ты действительно ему интересна. Можешь хорошо развлечься! Он позвонил Дексу и попросил твой номер. Думаю, пригласит тебя куда- нибудь в выходные. Я хотела, чтобы это было двойное свидание, но Маркус отказался. Свидетели ему не нужны. — Она кладет купальники на прилавок и лезет в сумочку за кошельком.
— Он взял у Декса мой телефон? — спрашиваю я, хотя это само собой разумеется.
— Ну да. Декс так забавно выглядел, когда рассказывал мне. — Она смотрит вверх, подыскивая нужное слово. — Как будто защищал тебя.
— Что значит «защищал»? — спрашиваю я, больше заинтересовавшись ролью Декса во всех этих событиях, нежели намерениями Маркуса.
— Ну, он дал ему твой телефон, а потом, когда повесил трубку, засыпал меня вопросами: не встречаешься ли ты с кем-нибудь и нравится ли тебе Маркус? Знаешь, он всерьез забеспокоился. Это было забавно.
Перевариваю эту информацию, пока продавец заворачивает покупки Дарси.
— И что ты ему сказала?
— Что ты ни с кем не встречаешься и, конечно, не прочь пообщаться с Маркусом. Он такой лапочка! Тебе не кажется?
Пожимаю плечами. Маркус переехал в Нью-Йорк из Сан-Франциско всего несколько месяцев назад. Я почти ничего о нем не знаю, кроме того, что они с Дексом познакомились в Джорджтаунском колледже, где Маркусу катастрофически не везло. Он пропускал занятия и все время был навеселе. Эта эпопея закончилась тем, что в день выпускного экзамена он проспал и прибежал с двадцатиминутным опозданием только для того, чтобы обнаружить, что спросонок положил в сумку пульт от телевизора вместо калькулятора. Я так и не смогла определить, что это — рассеянность или идиотизм.