Наконец я объявила, что иду спать. Джоуи проводил меня наверх и поцеловал на лестничной площадке. Я подумала о Хантере, но поцеловала его в ответ, в восторге от того, что у меня есть возможность получить реальный опыт студенческой жизни. Аннелиза в это время встречалась с Грэгом, своим будущим мужем (и уже успела потерять невинность), а Дарси, по моим подсчетам, крутила романы сразу с четырьмя парнями.
На следующее утро я уже раскаивалась в том, что поцеловала Джоуи, — особенно когда увидела Хантера, который сидел в библиотеке, согнувшись над книгой. Однако недостаточно сильно для того, чтобы это помешало мне снова целоваться с Джоуи в выходные, в этот раз — в прачечной, где мы дожидались своей очереди. И так продолжалось до тех пор, пока все в нашем корпусе, включая Хантера, не узнали, что мы с Джоуи встречаемся.
Пэм страшно разволновалась и сказала, что Джоуи опередил Хантера и заполучил «самую клевую попку во всей общаге». Я написала Дарси и Аннелизе, рассказала им о своем новом парне, о том, как я «бросила» Хантера (что было правдой лишь отчасти), и о том, как я счастлива (на самом деле). У них был только один вопрос: собираюсь ли я идти до конца?
Мое отношение к сексу было двойственным. С одной стороны, я предполагала дождаться серьезной любви — которая придет, может быть, только в браке. Но с другой стороны, страшно хотелось узнать, почему вокруг этого всегда такая шумиха; мне не терпелось стать опытной и грешной. И поэтому, целых шесть недель 66 спустя, я отправилась в клинику при колледже и
вернулась оттуда с рецептом на противозачаточные пилюли, которые, по словам Дарси, не способствовали набиранию веса. Через месяц, вдобавок обезопасившись презервативом, мы с Джоуи это сделали. У него тоже все было впервые. На две с половиной минуты время остановилось. Дарси сказала, что когда она в первый раз занималась сексом с Карлосом, ощущала то же самое. И вовсе не было так больно, как пугала Аннелиза. Мне стало по-настоящему легко оттого, что это наконец случилось; я с гордостью готова была присоединиться к своим подругам, которые уже стали настоящими женщинами. Мы с Джоуи обнялись, лежа на нижнем ярусе кровати, и сказали, что любим друг друга. Наш первый раз был лучше, чем у большинства моих знакомых.
Но той же весной два тревожных сигнала сообщили мне, что Джоуи — вовсе не мужчина моей мечты. Во-первых, он вступил в студенческую организацию и отнесся к этому чересчур серьезно. Однажды, когда я поддразнила его насчет «секретных знаков», он сказал, что если я не уважаю организацию, то не уважаю и его. Скажите пожалуйста! Во-вторых, Джоуи был помешан на баскетболе, готов был спать в палатке возле касс, чтобы получить билет на большую игру, раскрашивал лицо в синий цвет и прыгал как сумасшедший вместе с другими фанатами «Кэмерон крэйзи». Все это было чересчур, но я думаю, что была бы снисходительнее к его энтузиазму, будь он родом из Нью-Хэмпшира или какого-нибудь другого штата, где не так сильно любят баскетбол. Но он приехал из Индианы. Его отец играл за тамошнюю команду, и девизом Джоуи как болельщика было «Я люблю Университет Дьюка с самого начала и особенно Бобби Харли, потому что однажды он выпивал с моим отцом». Я закрывала глаза на все это, и мы оставались вместе еще два года.
Однажды вечером, после того как «Уэйк-Форест» выиграл у команды Дьюка всухую, Джоуи пришел ко мне злой как черт. Мы начали ссориться. Поводом послужили сущие пустяки: он сказал, что я храплю и раскачиваю кровать, когда ворочаюсь (а как бы вы сумели не раскачивать двухъярусную кровать?). Я пожаловалась, что он периодически путает наши зубные щетки («и это ты мне говоришь?»), потом мы начали обвинять друг друга в более тяжких грехах. Остановиться было уже невозможно. Он назвал меня занудной зубрилкой, я его — мартышкой, которая искренне верит в то, что рожа, раскрашенная синей краской, приведет команду к победе. Он посоветовал мне сбавить обороты и вспомнить об элементарных приличиях, прежде чем лезть на стену.
На следующий день Джоуи пришел с очень торжественным видом, и его характерное вступление «нам надо поговорить» разительно отличалось от слов «мы всегда будем вместе». Я была более удивлена, нежели огорчена, но согласилась, что, может быть, нам действительно стоит идти по жизни в одиночку — то есть фактически поискать себе других партнеров. Мы пообещали, что навсегда останемся друзьями, даже несмотря на то что, как я знала, у нас для этого было слишком мало общего.
Я не пролила и слезы, пока не увидела, как на вечеринке он держит за руки первокурсницу Бетси Уингейт. Мне бы не хотелось, чтобы он снова взял меня за руку — я знала, что испытаю от этого лишь грусть и обиду. И горечь при мысли о том, что я упустила Хантера, у которого теперь в подружках такая же интеллектуалка, как и он сам.
В редких случаях, когда мы как бы менялись ролями, я звонила Дарси, ища у нее утешения. Все же родственные души. Она советовала мне не оглядываться назад, говорила, что у меня в любом случае останутся хорошие студенческие воспоминания, которых, возможно, не было бы в случае с Хантером. И вдобавок связь с ним понизила бы мой социальный статус.
— Кроме того, — говорила она, — с Джоуи ты научилась основам традиционного, незамысловатого секса. А это ценный опыт.
Аргумент в ее духе. Думаю, он мне помог.
Я продолжала надеяться, что Хантер расстанется со своей подружкой, но этого не произошло. Больше в колледже я ни с кем не встречалась, так же, как и в университете. Долгий период воздержания завершился, когда возник Нат Менк.
Ната я встретила на вечеринке, когда только начала учиться на юридическом факультете, но последующие три года мы лишь изредка беседовали и здоровались при встрече. Затем вместе попали на один и тот же семинар «Полноправная личность: закон и общество в эпоху индивидуализма». Нат часто выступал с докладами, но не для того чтобы полюбоваться собой, как это делала половина студентов. Ему действительно было что сказать. Когда однажды в перерыве я сделала несколько замечаний, он спросил, не хотела бы я продолжить обсуждение этой проблемы в столовой. Он заказал себе черный кофе, и я, помнится, сделала то же самое, потому что это выглядело куда солиднее, чем кофе со сливками и сахаром. Потом мы долго гуляли по окраинам, заходили в видеосалоны и букинистические магазины, затем пошли обедать, и еще до исхода дня нам стало ясно, что мы — настоящая парочка.
Было страшно начинать сначала, но почти все в Нате меня покоряло. Нравилось его лицо. Спокойный взгляд. В нем было что-то азиатское, несмотря на светлые волосы и кожу, Меня притягивал его характер. Нат был мягок, но у него была сильная воля, он был способен на дерзость и даже агрессию. По сравнению с Джоуи, который кипел страстью только когда болел за свою команду, Нат был совершенно нормальным, к тому же активным в постели. Хотя до меня у него было мало женщин, он казался очень опытным и частенько подбивал меня на что-нибудь новенькое. Всегда запоминал, что мне нравится, и умело использовал это в следующий раз.
Мы с Натом окончили университет и провели лето в городе, готовясь к экзаменам. Каждый день мы ходили в библиотеку, делая перерывы только на сон и еду — час за часом, день за днем, неделю за неделей вбивали себе в головы тысячи статей, параграфов, фактов и теорий. Мы оба были движимы не столько желанием преуспеть, сколько всеобъемлющим страхом провалиться. Нат говорил, что мы совсем как дети. Это суровое испытание сблизило нас. Мы оба страдали и находили утешение друг в друге.
Но только одному из нас улыбнулось счастье. Нат начал работать помощником прокурора округа в Квинсе, а я попала в юридическую контору в Мидтауне. Он любил свою работу, я же ненавидела. В то время как Нат беседовал со свидетелями и готовил дела к слушанию, я была обречена на то, чтобы перебирать бумаги — самую непрестижную для юриста обязанность. Каждый вечер сидела в конференц-зале, изучая кипы документов в бесчисленных картонных коробках, сверяла даты и думала: «Это письмо, одно из многих в бесконечной тяжбе, было отпечатано, когда я получила водительские права». Все казалось совершенно бессмысленным.