С этой вечеринки мы отправляемся на другую, а заканчиваем вечер, как обычно, в «Толкхаусе». Я снова танцую с Маркусом. Около трех часов ночи садимся в машину и едем домой. Хиллари и Клэр сразу отправляются спать, а мы вчетвером остаемся в гостиной. Дарси и Декс сидят на диване обнявшись, мы с Маркусом — просто рядом, не касаясь друг друга.
— Ладно, детишки. Лично мне давно пора в кроватку, — говорит Дарси, поднимаясь. И смотрит на Декстера: — Идешь?
Наши взгляды встречаются, и мы одновременно отводим их.
— Да, — говорит он. — Сейчас приду.
Втроем мы болтаем еще несколько минут, пока не слышим, как Дарси зовет с верхней площадки лестницы:
— Давай, Декс, им хочется побыть наедине!
Маркус ухмыляется. Я пристально рассматриваю родинку у себя на запястье.
Декс кашляет. Взгляд у него очень озабоченный.
— Ну ладно... Спокойной ночи.
— Ладно, старик, до утра, — говорит Маркус.
Я бормочу: «Спокойной ночи», не в силах поднять глаза, пока Декс не выйдет из комнаты.
— Слава Богу, — говорит Маркус. — Наконец-то мы одни.
Мне внезапно становится неловко за Декса; что-то напоминает о том, как Хантер оставил меня наедине с Джоуи в холле, но я отбрасываю это воспоминание и улыбаюсь Маркусу.
Он придвигается ближе и целует меня, на этот раз уже не спрашивая разрешения. Довольно приятный поцелуй — может быть, даже лучше, чем первый. Отчего-то я вспоминаю сцену из фильма, где в небо взмывают ракеты, когда мальчик Бобби Брэди целует девушку (а у той, если не ошибаюсь, была свинка). Когда я впервые смотрела этот фильм, то была примерно того же возраста, что и Бобби, так что вышеупомянутую сцену восприняла на полном серьезе. Помню, как думала, что однажды тоже увижу ракеты. До сих пор иллюминации не было. Но Маркус в отличие от остальных оказался ближе всех к идеалу.
Наши поцелуи становятся все активнее, и тогда я говорю:
— Думаю, что нам пора спать.
— Вместе? — спрашивает он. Могу поклясться, это шутка.
— Очень смешно, — отвечаю я. — Спокойной ночи, Маркус.
Целую его еще раз перед тем, как подняться к себе, по пути миновав запертую дверь Дарси и Декса.
На следующий день на мобильник приходит сообщение. Лэс отправил уже три. Права на отдых этот пуританин не признает. Он говорит, что хочет «провернуть несколько дел завтра, с утра пораньше». Знаю, что он никогда ничего не говорит прямо и не оставляет никаких конкретных указаний. Непонятно, должна ли я встретиться с ним в офисе или позвонить. Теперь он может быть уверен, что праздник для меня сокращается наполовину. Хиллари убеждает меня плюнуть и сделать вид, что я не получала сообщений. Маркус советует осадить его, вернув послание с припиской: «А не пошел бы ты работать в национальный праздник?!» Но, разумеется, я покорно изучаю расписания поездов и автобусов и решаю, что мне нужно выехать после обеда, дабы избежать пробок. В душе знаю, что работа — это единственное оправдание отъезда; а мне уже хватило здешней безумной жизни. Маркус очень мил, но крутить с мужчиной роман, который неизвестно во что выльется, очень утомительно. А еще тяжелее все время сторониться Декса. Я избегаю его, когда он один и когда с Дарси. Избегаю всего, что связано с ним и со случившимся.
— Мне действительно надо ехать, — вздыхаю я, как будто возвращаться в город мне хочется меньше всего на свете.
— Ты не можешь вот так нас бросить! — заявляет Дарси.
— Придется.
Она надувается; я напоминаю, что мы вместе провели в Хэмптонсе почти все отпущенное нам время, и Дарси окончательно расстраивается: я, мол, разрушаю компанию. Повторяю, что вынуждена уехать.
— Всегда ты испортишь настроение!
— Дарси, но ведь ничего не поделаешь, если она работает, — говорит Декс. Может быть, он сказал это потому, что она частенько обвиняет его самого в покушении на общее настроение. А возможно, он хочет, чтобы я уехала. По тем же причинам: из-за случившегося.
После ленча собираю вещи и спускаюсь вниз; остальные бездельничают и смотрят телевизор.
— Никто не подвезет меня до остановки? — спрашиваю я, ожидая, что вызовутся Дарси, Хиллари или Маркус.
Но первым откликается Декс.
— Я подвезу, — говорит он. — Мне все равно нужно в магазин.
Прощаюсь со всеми, Маркус жмет меня за плечо и говорит, что звякнет на следующей неделе.
Мы с Дексом выходим. Четыре мили наедине.
— Тебе понравилось здесь? — спрашивает он, выезжая задним ходом на дорогу. Мгновенно исчезает вся насмешливость, которая появилась в нем после случившегося. Он, как и Дарси, перестает расспрашивать меня о Маркусе — возможно, потому, что ему ясно: новость утратила новизну.
— Да, было весело, — говорю я. — А тебе понравилось?
— Конечно, — отвечает он. — Просто здорово.
После короткой паузы заговариваем о работе и общих университетских знакомых — как раз об этом мы говорили незадолго до случившегося. Все входит в свою колею — насколько это возможно после ошибки, которую мы совершили.
На остановку приезжаем рано. Декс паркуется, оборачивается ко мне и изучает своими зелеными глазами — так внимательно, что я отворачиваюсь. Он спрашивает, что я делаю во вторник вечером.
Не уверена, правильно ли его поняла, и потому бормочу:
— Как всегда. В пятницу я работаю со свидетелями и еще не подготовилась. Единственное, что придумала, так это: «Произнесите внятно свою фамилию, судебный репортер ее запишет» и «Используете ли вы какие-либо препараты, которые могут помешать вам адекватно отвечать на вопросы?».
Нервно смеюсь.
Его лицо совершенно серьезно. Очевидно, он не испытывает никакого интереса к работе со свидетелями.
— Я хочу с тобой увидеться, Рейчел. Подъеду часов в восемь. Во вторник.
От того, как он это говорит — не спрашивает, а утверждает, — у меня схватывает низ живота. Это вовсе не то чувство, которое посещало меня раньше 104 перед свиданием со случайным парнем. Оно не
похоже на нервозность перед выпускным экзаменом. Так себя не чувствуют, когда ожидают кары за содеянное. И это не то головокружительное ощущение, которое сопутствует чувству влюбленности в мужчину, когда он наконец отмечает твое присутствие улыбкой или приветствием на ходу. Это — нечто иное. Знакомая боль, но определить ее я не могу.
Моя улыбка исчезает; я становлюсь так же серьезна, как и он. Хотелось бы сказать, что этот вопрос меня удивил, застал врасплох, но, похоже, отчасти я его ожидала. Даже надеялась на него, когда Декс предложил меня подвезти ! Не спрашиваю, зачем он хочет меня увидеть и о чем мы будем беседовать. Не говорю, что у меня слишком много работы или что это вообще не очень хорошая идея. Просто киваю.
— Ладно.
Убеждаю себя, будто единственная причина, по которой я соглашаюсь с ним увидеться, — это то, что нам нужно наконец разобраться в происшедшем. Следовательно, я не хочу больше причинять Дарси зла, просто пытаюсь исправить то, что уже сделано. Говорю себе, что если и хочу увидеться с Дексом по каким-то иным причинам, кроме этой, то лишь потому, что теряю друга. Снова вспоминаю свой день рождения и время, проведенное в «Севен-би» незадолго до случившегося; вспоминаю, как я наслаждалась его обществом и тем, что Декс наконец выбрался из-под каблучка Дарси. Я теряю его дружбу. И просто хочу с ним поговорить. Все.
Подходит автобус, желающие ехать начинают занимать места. Выхожу из машины, не сказав ни слова.
Когда я сажусь у окна позади какой-то бойкой блондинки, которая громко разговаривает по мобильнику, то вдруг понимаю, что это за ощущение у меня в животе. То же самое я чувствовала, когда занималась любовью с Натом незадолго до того, как он меня бросил ради той вульгарной гитаристки. Это смесь истинного чувства и страха. Страха потерять. Понимаю в эту секунду, что, позволив Дексу прийти, я чем-то рискую. Рискую не только дружбой. Я рискую потерять голову...
Девушка продолжает болтать, вставляя через каждое слово «невероятный» и «потрясный» (она тоже вынуждена вернуться в город раньше конца выходных). Говорит, что у нее началась «дикая мигрень», после того как они «здорово перепили» на какой-то «клевой вечеринке». Хочу сказать ей, что, если она слегка понизит громкость, мигрень у нее наверняка пройдет. Закрываю глаза, надеясь, что ее телефон наконец разрядится. Но знаю, что даже если эта ультразвуковая болтовня закончится, мне все равно не удастся заснуть — из-за собственных переживаний. Это и плохо, и приятно, все равно что выпить слишком много кофе. В равной мере возбуждает и пугает, словно поджидаешь волну, которая вот-вот накроет тебя с головой.