После обеда в кабинет вваливается Лэс, чтобы кое о чем расспросить меня — в связи со все тем же клиентом. Со временем я поняла, что это его манера извиняться. После скандала он всегда приходит — так и сегодня.
Поворачиваюсь вместе с креслом к нему и сообщаю последние новости.
— Я проверила все сходные случаи в Нью-Йорке. И в округах.
— Отлично. Но помни, что наш случай прецедентов не имеет, — говорит Лэс. — Не уверен, что судья позаботится о подборе аналогий.
— Знаю. Но позволь сказать, что основное положение, на которое мы делаем упор в пункте первом нашего резюме, — это ныне действующее право.
Неплохое начало.
— И все-таки проверь аналогии во всех местных юрисдикциях, — говорит он. — Надо предусмотреть все их возможные аргументы.
— Есть, — говорю я.
Он разворачивается, чтобы выйти, и бросает через плечо:
— Классные розы.
Я ошеломлена. Мы с Лэсом никогда близко не общались, и он не заговаривал со мной ни о чем, помимо работы, не спрашивал утром в понедельник: «Как прошли выходные?» — и не говорил, что на улице чертовски холодно, когда зимой нам случалось вместе подниматься на лифте.
Может быть, двадцать четыре алых розы делают меня интереснее в его глазах? Я и в самом деле интересна. Роман прибавил мне значимости.
Закрываю ноутбук и собираюсь уходить. Предстоит встреча с Декстером. Мы всего лишь обменялись несколькими сообщениями, включая одно от меня со словами благодарности за прекрасные цветы.
На пороге возникает Хиллари.
— Ты идешь?
— Да, — киваю я, раздумывая, как бы ускользнуть. Она частенько подбивает меня пойти куда-нибудь выпить после работы, даже по понедельникам, когда все нормальные люди предвкушают спокойный вечер дома. Хиллари вовсе не такая болтушка, как Дарси, но просто не может безвылазно сидеть в четырех стенах.
Разумеется, она интересуется, как насчет того, чтобы заглянуть в наше любимое местечко. Нам нравится это кафе, несмотря на пережаренный картофель фри и толпу посетителей — а может быть, именно благодаря этому. Там мы с удовольствием укрываемся от надоевшей нью-йоркской суеты.
Говорю, что не могу.
Конечно, она хочет знать почему. Все причины, которые я могу придумать, она легко отметет: усталость (да брось, пропустим по глоточку!); поход в тренажерный зал (забей ты на него!); воздержание (недоверчивый взгляд). И потому я говорю, что у меня свидание, Она прямо-таки сияет.
— Так Маркусовы цветочки сработали, а?
— В самую точку, — говорю я, подчеркнуто глядя на часы.
— Вы куда-нибудь идете? Или будете сидеть дома?
Говорю, что мы собираемся где-нибудь поесть.
— Где?
— Пойдем к Нобу, — отвечаю я, потому что недавно там была.
— К Нобу вечером в понедельник? Вам едва ли там понравится.
Я сожалею о своем выборе; лучше бы назвала тот безымянный итальянский ресторанчик по соседству.
— Если вернешься до двух ночи, позвони мне и обо всем расскажи, — говорит она.
— Конечно.
Иду домой, тут же забыв о Маркусе и Хиллари.
— Спасибо, что согласилась, — первое, что говорит Декс, когда я открываю ему дверь. Он в темном костюме с белой рубашкой. Галстук он снял и сунул в портфель, который теперь ставит на пол прямо у порога. Глаза у него усталые. — Не думал, что ты захочешь меня видеть.
Я и не думала не соглашаться. Говорю ему об этом, прекрасно понимая, что это значительно ослабляет мои позиции. Ну и пусть! Ведь это правда.
Оба мы начинаем с извинений, осторожно, как бы бессознательно придвигаясь друг к другу. Он берет меня за руку, пожимает. Его прикосновения нежные и в то же время электризующие.
— Прости меня за все, — мягко говорит он.
Интересно, извиняется ли он и за пляж тоже?
Мысленно прокручиваю ту сцену снова и снова, преимущественно в черно-белых красках, как старое кино. Потом моргаю и выталкиваю эти образы прочь из сознания. Хочу, чтобы мы помирились. Я хочу идти дальше.
— Ты тоже меня прости, — говорю я. Беру его за другую руку, но мы все еще слишком далеко друг от друга. Между нами могут встать двое.
— Тебе не нужно извиняться.
— Нет, нужно. Я не имела права на тебя злиться. Просто вышла из себя... И мы не собирались ни о чем говорить, пока не пройдет День независимости. Это был наш уговор...
— Нечестный по отношению к тебе, — говорит он. — Дурацкий уговор.
— Я довольна тем, как все складывается. — Не совсем правда, но я боюсь потерять Декса, попросив большего. Конечно, меня пугает и то, что он вправду может остаться со мной насовсем.
— Хочу сказать тебе о том разе, с Дарси, — говорит он.
Понимаю, что он имеет в виду сцену в душе, и не желаю об этом слышать. Пляжные вольности — это одно, а красочная эротическая сцена — совсем другое. Не хочу подробностей.
— Пожалуйста, не надо, — говорю я. — Не нужно ничего объяснять.
— Просто... ты знай: этого хотела Дарси. Честно. Я так долго воздерживался, что не смог устоять... — Лицо у него кривится, на нем отражаются вина и неловкость.
— Тебе не нужно оправдываться, — снова говорю я, уже тверже. — Она твоя невеста.
Он кивает; кажется, ему стало легче.
— Помнишь, когда вы были на пляже? — тихо спрашиваю я, сама удивляясь своим словам.
— Да, — понимающе отвечает он и опускает глаза. — Когда я вернулся, то все понял. Понял, что ты обижена.
— С чего ты взял?
— Ты слышала, что я тебя позвал, и не ответила. Была такая неприступная. Просто ледяная. Я даже разозлился.
— Прости. Это потому, что ты казался таким счастливым рядом с ней. А мне было так... так... — пытаюсь найти точное
слово. — Как будто я вышла из употребления. Устарела.
— Вовсе нет, Рейч. Ты — единственное, о чем я думаю. Вчера совсем не мог спать. Сегодня не мог работать. Все, что угодно, но только не «вышла из употребления».
Голос у него падает до шепота; мы стоим, как в танце, я обнимаю его за шею. Чувствую, что покрываюсь мурашками.
— Знаю, — говорю я, утыкаясь ему в плечо. — Но было так странно видеть тебя рядом с ней. Не думаю, что мне стоит опять ехать с вами в Хэмптонс.
— Прости, — повторяет он. — Понимаю. Я просто хотел провести время с тобой.
Мы целуемся. Это нежный сухой поцелуй, мы едва соприкасаемся губами. Никакого намека на секс и страсть. Другая сторона нашего романа, которая мне нравится больше всего.
Идем к моей кровати. Он садится на край, а я, скрестив ноги, — рядом.
— Просто хочу, чтобы ты знала, — говорит Декс, пристально глядя мне в глаза, — я бы никогда этого не сделал, если бы по-настоящему не беспокоился о тебе.
— Я и так знаю.
— И я... понимаешь... очень серьезно к этому отношусь.
— Давай не будем об этом говорить до Дня независимости, — быстро прошу я. — Мы же решили.
— Ты уверена? Можем поговорить хоть сейчас, если хочешь.
— Уверена. Абсолютно.
Я непоколебима. Боюсь того решения, которое он может принять относительно нашего будущего. Мне невыносима мысль, что я могу его лишиться, а с другой стороны, не могу себе представить, что значит потерять Дарси. Причинить такое зло своей лучшей подруге?
Он говорит, что ему страшно даже подумать о том, как много я для него значу. Спрашивает, знаю ли я об этом.
Киваю.
Он снова меня целует, на этот раз очень страстно. А потом я впервые узнаю, что такое «невероятный секс».
На следующее утро Хиллари заходит ко мне по пути в свой кабинет. Спрашивает, как прошло свидание. Я говорю, что отлично. Она плюхается в кресло, кладет на мой рабочий стол булочку с кунжутом и бутылку минералки, тянется назад и локтем захлопывает дверь. Ее лицо — само внимание.
Выясняется, что Маркус действительно предпочитает безымянный итальянский ресторанчик по соседству. Тот же самый ресторанчик по каким-то причинам привлек вчера вечером Хиллари. В городе с миллионным населением, в один и тот же вечер они оказались за соседними столиками. Мир гораздо теснее, чем нам кажется.