Делюсь этими соображениями с Хиллари, которая преисполнена самых радужных надежд. Она думает, что выходные, проведенные вдвоем, окажутся поворотным пунктом в наших отношениях. Уходя с работы накануне праздника, она заглядывает ко мне в кабинет и желает хорошо провести время.
— Удачи! — Она скрещивает пальцы.
— Что ты хочешь сказать? Думаешь, что нас могут застать врасплох?
— Нет. Я не то имею в виду. Пусть ваш разговор состоится. Ты ведь собираешься поговорить с Дексом о том, что будет дальше?
— Да. Думаю, что да.
— Ты так думаешь?
— Уверена, что мы наконец поговорим. Это входит в мои планы.
— Отлично. Думаю, вы это сделаете. — Она строго на меня смотрит. — Настал решающий момент.
Морщусь.
— Рейчел, не трусь. Если хочешь остаться с Дексом, теперь самое время решиться.
— Знаю. Я решусь, — говорю я. На секунду представляю себя похожей на Хиллари. Сильной, смелой и уверенной.
— Я позвоню, если твоя подруга что-нибудь заподозрит.
Киваю и чувствую укол совести из-за того, что замышляю заговор против Дарси. Хиллари знает, о чем я думаю.
— Делай то, что делаешь, — говорит она. — Теперь не вздумай отступать.
Ровно в семь, как и было решено, приезжает Декс. У него новая стрижка, которая еще сильнее подчеркивает скулы. Он привез бутылку красного вина, свой ковровый саквояж и букет белых марокканских лилий. Их можно купить в любом корейском магазинчике по три доллара за штуку, но, даже несмотря на то что они недорогие и уже чуть привядшие, эти лилии милы мне ничуть не меньше, чем роскошные розы.
— Это тебе, — говорит он. — Прости. Они уже поникли.
— Мне очень нравится, — отвечаю я. — Спасибо.
Он идет за мной на кухню, где я ищу вазу. Указываю
ему на свою любимую, синюю, которая стоит на верхней полке, слишком высоко для меня.
— Можешь достать?
Он дотягивается до вазы и ставит ее на стол. Начинаю подрезать стебли и приводить букет в порядок. В его глазах я просто олицетворение домашнего уюта.
— Мы все-таки это сделали, — шепчет он мне на ухо.
По спине у меня побежали мурашки. Ставлю цветы в вазу и наливаю воды, затем оборачиваюсь и целую его. Шея у него теплая, и волосы сзади еще влажные после парикмахерской. Пахнет одеколоном — не таким, как обычно. Я и сама побрызгалась не повседневными духами. Сегодня особый случай. Когда привыкаешь урывать минутку, череда дней кажется бесконечной. То, что я чувствую, напоминает мне последнюю поездку в школьном автобусе накануне летних каникул. Думаешь только о том, чем бы сейчас заняться: покататься на велике, пойти в бассейн, поиграть с Дарси и Аннелизой в «веришь-не-веришь» в моем прохладном недостроенном шалаше? Впрочем, сегодня я знаю, с чего начну; уверена, мы скоро этим займемся. Целую Декса в шею и чувствую приятный запах его кожи и аромат лилий.
— Кажется, мы готовы потерять над собой власть, — говорит он, через голову стягивает с меня топик и бросает его на пол. Расстегивает бюстгальтер, прикасается сначала к моей груди, потом к лицу. Его пальцы у меня на затылке.
— Я так рада, что ты здесь. Просто счастлива.
— Я тоже, — отвечает он, расстегивая мне джинсы.
Ложимся на постель, я освобождаю его от одежды, в очередной раз восхищаясь его телом, целуя его снова и снова. Колени. Локти. У нас много времени.
Занимаемся любовью не спеша, пробуя все новые и новые позы, не отрываясь друг от друга, пока только хватает сил. Задыхаясь. Не думая ни о чем. Декс полностью принадлежит мне — больше, чем когда-либо, и я знаю почему: сегодня он не вернется домой к Дарси. Ему не придется отмываться в душе или как-то иначе скрывать следы нашей близости. Я вцепляюсь в него и сильнее прижимаю его к себе.
Потом мы заказываем еду из закусочной и при свечах поглощаем гамбургеры. Снова возвращаемся в постель, болтаем и слушаем музыку, борясь с усталостью и стараясь получить максимум удовольствия за то время, которое нам отпущено. Неохота тратить его на сон.
Нам приходится прерваться только в полночь, когда Декс говорит, что должен позвонить Дарси. Я сообщаю, что это хорошая идея, и задумываюсь, нужно ли мне оставить его в одиночестве или не стоит вылезать из постели. Наконец решаю пойти в ванную, пусть улаживает свои дела. Включаю воду, так что разговора мне не слышно. Через минуту Декс зовет меня.
Приоткрываю дверь.
— Ты все?
— Да. Иди сюда. Не нужно было уходить.
Возвращаюсь, беру его за руку.
— Прости, — говорит он.
— Ничего. Я понимаю.
— Простая предосторожность... теперь она уже не будет звонить сама. Я сказал, что еду домой спать.
— Чем она занимается?
— Они все в «Толкхаусе». Пьяные и счастливые.
А мы, трезвые, счастливы вдвойне — лежим, завернувшись в одеяло, и наши головы покоятся на одной подушке. Когда Декс садится, чтобы задуть свечу, горящую на подоконнике, я замечаю у себя на наволочке обрезанные кончики его волос. И эти крошечные черные волоски отчего-то меня так умиляют, что хочется плакать.
Закрываю глаза, чтобы удержаться.
И мы засыпаем.
Просыпаюсь и вспоминаю, какая паника охватила меня в то воскресное утро, когда мне стукнуло тридцать и мы впервые проснулись в одной постели. Сегодня я ощущаю прямо противоположное чувство. Тихую радость.
— Привет, Рейчел.
— Привет, Декс.
Оба улыбаемся.
— С Четвертым июля, — говорит он, поглаживая мое бедро.
— И тебя тоже.
— Это будет необычное Четвертое июля. Ни пикников, ни пляжа, ни салюта. Ты согласна? — спрашивает он.
— Да. Конечно, согласна.
Занимаемся любовью, а потом вместе лезем в душ. 3 Сначала мне неловко, но несколько минут спустя я расслабляюсь и позволяю ему потереть мне спину. Он так же любит горячий душ, как и я; мы стоим под струей воды так долго, что пальцы у нас покрываются морщинками. Потом выходим из дому, спускаемся по Третьей авеню в кафе. День сырой и пасмурный — видимо, будет дождь. Но нам хорошая погода ни к чему. Я переполнена счастьем.
Стоим одни перед кассой, из динамиков льется музыка. Заказываю «супер»-кофе со сливками. Декс говорит:
— Еще один большой кофе с молоком, пожалуйста.
Мне нравится, что он избегает слова «супер» и делает свой заказ именно так, как положено настоящему мужчине.
Бойкая девица за кассой передает наш заказ товарке, и та немедленно помечает две кружки черным фломастером. Работники в этой закусочной неизменно удивительно бодры, даже утром, в те ужасные часы, когда им приходится обслуживать толпы раздраженных посетителей, которые рвут и мечут, дожидаясь своей дозы кофеина.
— Минуточку, — говорит девушка, улыбаясь. — Вместе или отдельно?
Декс быстро отвечает:
— Да, мы... то есть — да, считать вместе.
Улыбаюсь его оговорке. Мы вместе.
— Что-нибудь еще?
— Э-э... Да. Черничный пирог, — говорит Декс и смотрит на меня. — Рейчел?
— Мне тоже, — отвечаю я, подавляя в себе желание заказать что-нибудь низкокалорийное. Не хочу ни в чем походить на Дарси.
— Значит, два пирога. — Декс расплачивается и опускает сдачу в специальную кружку перед кассой — на чай. Девушка улыбается мне, как бы говоря: твой парень не только красивый, но и щедрый.
Мы высыпаем в кофе сахар из пакетиков, размешиваем и садимся на свободные места за стойкой, лицом к улице. Тротуар пуст.
— Таким Нью-Йорк мне нравится, — говорю я, пробуя пенку. Смотрим, как тащится по Третьей авеню одинокое желтое такси. — Послушай... никаких гудков.
— Да. Все просто вымерло, — отвечает он. — Спорим, что сегодня мы сможем заказать столик где угодно. Хочешь?
Я смотрю на него:
— Нам нельзя этого делать.
Пойти выпить кофе — одно дело. Поужинать — совсем другое.
— Мы можем делать все, что захотим. Разве ты не воображала себе ужин вдвоем? — Он подмигивает мне и прихлебывает кофе.
— А если кто-нибудь нас увидит?
— Никого нет. — Он кивком указывает на улицу. — А даже если и так, то что? Нам ведь никто не запрещает пойти поесть. Черт возьми, я мог бы даже заранее сказать Дарси, что мы с тобой собираемся где-нибудь вместе перекусить.