— Я ей то и советую, — отвечает Итон.
Мартин высказывает предположение, что, может быть, Декс все же отменит свадьбу.
— Нет, — говорю я. — Он пришел ко мне за день до моего отъезда и сказал прямо. Он женится.
— По крайней мере высказался.
— Да, — отвечаю я, думая, что это большой плюс. В противном случае я бы продолжала возлагать слишком большие надежды на этот разговор. А так — позволила Дексу краткий визит с глазу на глаз.
Вдруг Фебу посещает блистательная идея. Ее приятель Джеймс недавно расстался со своей девушкой. Он обожает американок. Так почему бы нас не познакомить и не посмотреть, что из этого выйдет?
— Она живет в Нью-Йорке, — говорит Мартин. — Забыла?
— Ну и что? Это как раз разрешимо. Она может переехать. Или он. На худой конец, хотя бы разок перепихнутся.
— Далеко не все считают секс панацеей, — возражает Мартин.
Феба поднимает бровь. Кажется, я могла бы это перенять. Очень подходящая к такому разговору гримаса.
— Да? А ты бы хотел, чтобы все осталось как есть, Марти?
Она оборачивается ко мне и ждет, что я скажу.
— Хороший секс еще никому не повредил, — говорю я, чтобы завоевать ее расположение.
Она взлохмачивает шевелюру и, кажется, очень довольна.
— Я тоже так думаю.
— Что ты делаешь? — спрашивает Итон, видя, что Феба достает из сумочки мобильник.
— Звоню Джеймсу.
— Мать твою, Феба!.. Спрячь телефон, — говорит Мартин. — Будь хоть немного тактичной.
— Нет, все нормально, — отвечаю я, заглушая в себе стыдливость. — Можешь звонить.
Феба сияет:
— Отлично! А вы, парни, пока заткнитесь.
Таким образом, на следующий вечер благодаря Фебе я сижу в тайском ресторанчике. У меня свидание с Джеймсом. Ему тридцать, он внештатный журналист — красивый, хоть и полная противоположность Дексу. Невысокий, голубоглазый, светловолосый, с почти бесцветными бровями. Чем-то напоминает Хью Гранта. Сначала мне кажется, что причиной тому британский акцент, но потом понимаю, что все дело в этаком небрежном обаянии. И держу пари, что он (как и Хью) сменил уйму женщин. Может быть, я позволю ему добавить в этот список и меня.
Киваю и смеюсь, когда Джеймс отпускает язвительные замечания по поводу парочки за соседним столиком. Он забавный. Мне вдруг приходит на ум, что с Дексом далеко не так весело. Конечно, я всегда придерживалась того мнения, что если хочется похохотать, то для этого существуют комедийные сериалы, а человек, с которым я иду на свидание, вовсе не обязан непрерывно меня смешить, но теперь склонна пересмотреть свою точку зрения. Может быть, мне действительно нужен весельчак. Может быть, это главное, чего недостает Дексу. Пытаюсь все усугубить в своем воображении, представляю его напрочь лишенным чувства юмора, даже занудным. Не помогает. Трудно обмануть себя таким образом. Декс тоже веселый. Он идеально мне подходит. Даже несмотря на такой маленький недостаток, как желание жениться на Дарси.
Понимаю, что упустила нить разговора — кажется, речь шла о Мадонне.
— Тебе нравится? — спрашивает Джеймс.
— Не то чтобы очень. Так, ничего.
— Обычно она вызывает гораздо более сильные эмоции. Ее или любят, или терпеть не могут. Никогда не играла в такую игру — «любишь — не любишь»?
— Нет. А что это?
Джеймс объясняет мне правила. Ведущий предлагает какую-нибудь тему или называет любого человека, а остальные должны выразить свое отношение. Да или нет. Серединка не принимается. Хорошо, а что, если действительно ни то, ни это? Я не люблю Мадонну. Но и не ненавижу.
— Нет, нужно выбрать что-нибудь одно. Решай, — говорит он. — Любишь или ненавидишь?
Я размышляю.
— Ну ладно. Я ее терпеть не могу.
— Отлично. Я тоже.
— В самом деле?
— Да. Она бездарная. Теперь ты выбирай.
— Э... не могу придумать. Давай лучше ты.
— Хорошо. Водяные кровати.
— Они такие липкие. Ненавижу, — говорю я. Здесь мое отношение однозначно.
— И я. Твоя очередь.
— Ладно. Билл. Клинтон.
— Люблю.
— Я тоже.
Мы продолжаем играть и пьем вино.
Как выясняется, мы оба ненавидим (или, на худой конец, очень сильно недолюбливаем) Росса в «Друзьях» и людей, которые держат дома золотых рыбок. Ничего не имеем против цыплячьих котлеток, гольфа по телевизору и грудных имплантатов (здесь я вру, просто чтобы казаться пикантнее, но, с другой стороны, задумываюсь, не солгал ли он сам, в свою очередь, — может быть, он боится, что у меня искусственная грудь?). Мы расходимся относительно рэпа (я люблю, а у него от такой музыки голова болит), Тома Круза (ему нравится, а я терпеть его не могу за то, что он бросил Николь), королевской семьи (Джеймс республиканец, в чем бы это ни выражалось) и Лас-Вегаса (он его любит, а у меня он ассоциируется с рулеткой, игральными костями и Дексом).
Думаю, что люблю (а точнее — обожаю) игры. Напряжение. Отчетливость. Все — или ничего. Думаю о Дексе и щелкаю туда-сюда: люблю-ненавижу, люблю-ненавижу. Помню, как мама однажды сказала мне, что антипод любви — не ненависть, а равнодушие. Она знала, о чем говорила. Моя цель — стать равнодушной к Дексу.
Мы заканчиваем обед, отказываемся от десерта и идем к нему. У него хорошая квартира — больше, чем у Итона, — в ней много цветов, мебель дорогая и уютная. Видно, что здесь недавно жила женщина. Половина книжных полок пуста. Вся левая сторона шкафа. Если только они не держали книги порознь все время, что сомнительно, — значит, он просто составил свою библиотеку на одну сторону. Может быть, хотел наглядно показать, насколько опустела его жизнь без нее.
— Как ее звали? Твою бывшую? — осторожно спрашиваю я. Может быть, не следовало бы об этом заговаривать, но скорее всего он знает, что Феба ввела меня в курс дела. Уверена, что и он обо мне осведомлен.
— Кэтрин. Кейт.
— И как тебе без нее?
— Немного грустно. Больше облегчения. Иногда настоящая эйфория. Уже много времени прошло.
Я киваю, как будто мне в самом деле понятно, хотя у меня все иначе. Мы с Дексом избежали долгих лет напрасных усилий и муки, если только действительно пришли к тому же результату, что и Кейт с Джеймсом.
— А тебе? — спрашивает он.
— Феба рассказала?
Он отвечает:
— Более или менее... в общем, да. Так как у тебя дела?
— Нормально, — говорю я. — Мы очень недолго были вместе. Совсем не похоже на вас.
Не верю в то, что говорю. Вспоминаю День независимости, и меня вдруг охватывает искренняя скорбь, такая сильная, что я даже теряю контроль над собой. Мне страшно, боюсь заплакать. Если Джеймс еще что-нибудь спросит о Дексе — непременно заплачу. К счастью, Джеймс, очевидно, не любит серьезных разговоров. Он спрашивает, не хочу ли я чего-нибудь выпить.
— Чай? Кофе? Вино? Пиво?
— Пиво, — говорю я.
Он уходит на кухню, я делаю глубокий вдох и пытаюсь забыть о Дексе. Стою и осматриваю комнату. На стене только одна фотография. На ней Джеймс с какой-то немолодой, но привлекательной женщиной — судя по всему, с матерью. Интересно, сколько фотографий, на которых он с Кейт, исчезло со стен после разрыва? Он их выбросил или сохранил? Это обычно говорит о многом. Хотелось бы мне иметь несколько
снимков Декса. У меня ни одного, где бы мы были вдвоем — только с Дарси. Уверена, что эта коллекция пополнится после бракосочетания. Дарси позаботится, чтобы я получила фотографии, может быть, даже подарит одну отдельно, в рамочке. На память о свадьбе. И как мне это вынести?
Джеймс возвращается с льняными салфетками для коктейля, двумя кружками пива и маленькой стеклянной миской, в которой лежат орехи. Все аккуратно расставлено на квадратном оловянном подносе. Кейт его неплохо выдрессировала.
— Спасибо, — говорю я, потягивая пиво.
Сидим бок о бок на диване и болтаем о работе. Не очень уютно, но и не так уж плохо. Возможно, потому, что мы оба в тупике. Никаких надежд. И мы никогда не преодолеем эту неловкость даже после того, как искренне поговорим. В беседе возникают паузы. Так обычно бывает на втором свидании, когда оба должны наконец решить, идти им дальше или же следует остановиться. Конечно, мы с Дексом никакой неловкости не испытывали. Еще кое-что важное относительно Декса. Сначала мы были просто друзьями. Не думай о Дексе. Живи сегодняшним. Сегодня ты с Джеймсом.