– Ах, королевич! – проговорила она, улыбаясь. – Ты, верно, принял меня за царевну, а я всего-то бедная девчонка-сиротка… и мне каждый день дерут уши…
Он пришел в себя, но все же глядел на Машу нераскаянным грешником.
– Это что? – спросил он, указывая на узел.
Девушка проворно развязала узел и стала вынимать из него принадлежности женской одежды. Королевич глядел с изумлением.
– Одевайся! – повелительным тоном произнесла Маша.
Королевич сразу все понял и, не говоря ни слова, не теряя ни одной секунды, стал исполнять ее приказание. Она ему помогала и тихонько смеялась.
XXV
Невидимки-бесенята, любители всяких смелых шалостей и полуневинных шуток, умеющие ловко отводить глаза людям и дурачить их всяким манером, очевидно, добросовестно помогали своей приятельнице и родственнице – Маше.
Как задумала она, так все и вышло по писаному. Впрочем, ведь подобные проделки иной раз и без помощи бесенят с рук сходят.
Не прошло и пяти минут, а королевич уже превратился в весьма изрядную девицу.
На нем оказалась длинная, до пят, и широкая сорочка из набивной индийской ткани и с такой невероятной длины рукавами, что он, сбирая их вверх, думал, что и конца им не будет.
Поверх сорочки Маша надела на него телогрею, а висящие рукава ее она связала назади за спиною в перекладку друг на друга.
Потом она нагнула ему голову и надела столбунец – высокую цилиндрической формы шапочку с прямой тульею, а поверх нее набросила покрывало.
Этим наряд был окончен.
Вольдемар окутал себе лицо фатою, перелез вслед за Машей через забор, хотя это и оказалось не особенно удобным в новом, непривычном для него наряде.
Он огляделся и увидел в полумраке вечера, что они находятся среди пустыря. Однако в недалеком расстоянии начались жилища.
– Ты не бойся королевич. – запыхавшись, едва переводя дыхание, вся дрожа от волнения и восторга, поясняла Маша, – я тут, по этой дороге, каждый камушек, каждую песчинку знаю, проведу тебя все задворками, все задворками, никому мы на глаза не попадемся…
Вольдемар ее понял и засмеялся.
– Я не боюсь, веди меня! – сказал он.
И действительно, никакого признака робости и смущения в нем не было. С этим нежданным милым путеводителем он готов был бежать хоть в преисподнюю.
Ему только неприятно было сознавать себя в женском наряде, в своем обычном виде, с оружием в руках, он чувствовал бы себя еще гораздо свободнее и смелее. Но он, конечно, понимал, что обстоятельства требовали превращения его в московитку, и весело покорился этим обстоятельствам.
Через пустыри и по задворкам, с каждым шагом приближавшим их к царскому терему, мчалась легкая небольшая фигурка Маши, и за нею едва поспевала чересчур высокая в женском платье фигура королевича. Только раз в пути из-под какой-то подворотни кинулась было на них собака, но грубый мужской голос позвал ее, и собака с рычанием влезла обратно в подворотню.
Вот они перед забором. Забор этот довольно высок. Маша обернулась и шепнула:
– Смотри! Куда я – туда и ты! – и как белка начала карабкаться по толстым, выступавшим бревнам.
Королевич не отставал от нее и тоже быстро карабкался, приподнимая платье, стараясь не разорвать его.
Перелезли через забор, прислушались и спрыгнули на землю.
Они снова в саду, в густом, совсем заросшем саду.
Вдоль забора, по узкой тропинке, на каждом шагу останавливаясь, повела королевича Маша.
Между тем почти уже совсем стемнело.
Перед ними высокая стена; из маленьких окошек мелькают огоньки.
– Это и есть наш терем, – шепчет Маша, – постой, не шевелись, жди меня. Я пройду сначала, посмотрю, все ли тихо, чтобы кому на глаза не попасться.
Она исчезла.
Он стоял не шевелясь, затаив дыхание. Наконец устал так стоять. Ему казалось, что прошло уже очень много времени, а Маша не возвращается.
«Ну что, коли она и не вернется? Может быть, она насмеялась надо мною, эта хорошенькая девочка? – вдруг подумал он. – Может быть, это ловушка! Ведь я здесь стою, придут люди, схватят меня… ну, так что ж!..»
Он ощупал под широкими складками своего женского платья кинжал и совершенно успокоился. Он решил ждать до глубокой ночи, а затем, перед рассветом, если девушка не придет, он перелезет через забор, сбросит с себя платье и уже в своем обычном виде вернется.
Дорогу он хорошо запомнил, вообще на места у него была всегда отличная память.
Однако только от нетерпения и волнения ему казалось, что много прошло времени, прошло всего с полчаса, не больше. Он услышал наконец возле себя шорох, расслышал шепот Маши. Она объясняла ему что-то, но так тихо, так быстро, что он не понимал ее.
Она объяснила, что вошла в терем благополучно, нашла дверь отпертою, да только тут же сейчас и повстречалась с постельницей, которая шла запереть дверь на ночь.
Надо было отвести глаза этой постельнице, так заговорить ее, чтобы она оставила ключ в двери, а не унесла с собою, и это удалось Маше.
Тогда нужно было выждать, чтобы все кругом угомонились, чтобы все ушли подальше, и вот теперь можно идти без опасения кого-либо встретить.
Маша в темноте взяла королевича за руку, и они бесшумно двинулись вперед. Маша нащупала низенькую дверь и тихонько отворила ее. Она еще днем, улучив удобную минуту, хорошенько смазала дверные петли, чтобы не скрипели.
Они вошли. На королевича пахнуло теплом жилого помещения. Совсем темно. Он подвигается вперед неслышно, шаг за шагом. Маша крепко держит его руку своей маленькой, горячей рукой.
– Стой! – шепчет она.
Он остановился.
Маша опять отворила какую-то дверцу и шепнула:
– Наклонись! Лезь вперед!
Но он вдруг так растерялся, что сразу ее не понял. Тогда она сама наклонила его и куда-то впихнула, заперев за ним дверь.
– Когда увидишь в щелку свет, приотвори тихонько дверь, смотри и жди!
– расслышал он тихий шепот.
XXVI
Он в полной тишине и темноте. Опять ему стало казаться, что проходит чересчур много времени, а он ничего не видит и не слышит.
Но вот среди этой кромешной темноты мелькнула тоненькая полоска света. Да, он ясно различает свет сквозь неплотно притворенную дверцу.
Он не совсем ясно понял то, что сказала ему Маша, но инстинктивно приблизил лицо к дверной щели. Он увидел за низенькой дверцей того темного, тесного помещения, где он находился, невысокий длинный коридор. Из глубины этого коридора медленно движется с лампадкой в руке какая-то фигура. Он вглядывается и узнает Машу.
Она, осторожно поставив лампадку на низенькое окошечко, в двух шагах от дверцы, и шепнув: «Жди. не шевелись», неслышно, как призрак, удалилась.
Прошло несколько мгновений, все тихо. Вот шаги на этот раз тяжелые, громкие шаги.
«Царевна!» – подумал Вольдемар, и сердце у него шибко забилось. Он так и впился глазами в приближавшуюся фигуру. Вот уж ясно может он различить ее. Он приотворил дверцу и видит: перед ним плотная, средних лет женщина в теплом, ваточном шугае.
Он не знал, что и подумать. Ему, конечно, не могло и прийти на мысль, что это царевна. Он замер и ждал, что будет, а было вот что.
Полная пожилая женщина, дойдя до чулана и видя дверцу неплотно запертою, взялась за нее с очевидным намерением отворить и заглянуть в чулан. Огонек лампадки хоть и не очень ярко светил, но все же достаточно для того, чтобы женщина эта сразу увидела Вольдемара.
Он мгновенно сообразил всю опасность своего положения, крепко ухватился за ручку двери и прихлопнул ее к себе. В это время, от движения его, сзади что-то с шумом упало на пол, что-то очень тяжелое.
Пожилая женщина взвизгнула не своим голосом и пустилась назад по коридору.
Опять все стихло. Он осторожно приотворил дверцу и решал, что же теперь лучше: остаться или уйти? Очевидно, перепуганная женщина расскажет, что кто-то забрался в чулан, и его увидят, но если идти – куда? В совершенных потемках проведенный Машей до чулана, он сразу теперь не мог сообразить даже, в какой стороне был выход. Однако, вероятно, он все же кончил бы тем, что стал бы искать этого выхода, если бы снова, вдали по коридору, не услышал шагов. Он остался за полуотворенной дверцей и видит: к нему приближаются две фигуры. Одна из них Маша, а за ней… Он глядит во все глаза, и при бледном освещении лампадки перед ним все яснеет и яснеет чудный образ. Это она, царевна!