Ники едва заметно улыбнулся.
— Открой вторую коробку, — подсказал он.
Тяжело вздохнув, Алиса подняла крышку и достала короткий горностаевый жакет в талию.
— Он мне не подходит, — заявила она, злорадствуя, что может отвергнуть хотя бы один подарок. — Слишком узок. Пока я беременна, мне в него, увы, не влезть.
— Прости. Мы, мужчины, порой бываем так непрактичны. Какая жалость! Может, оставим его для Кателины? Следующей зимой тебе его тоже поносить не придется.
— Почему же? — возразила Алиса. — Я не так уж сильно располнела. К следующей зиме я буду стройна, как прежде.
— Мне жаль вас разочаровывать, мадам, но мой отец так жаждет законных внуков, что я собираюсь и впредь выказывать ему свою сыновью преданность. Он хочет наследников, и он их получит. Отныне моя жена будет беременной постоянно.
— Ты что, хочешь сделать из меня свиноматку? — взорвалась Алиса.
— После рождения ребенка я, так и быть, дам тебе двухмесячную передышку, — пообещал Ники. — А затем сделаем следующего ребенка.
— Да, по-видимому, роль производителя удается тебе лучше других, — язвительно заметила Алиса.
— Безусловно, — в тон ей ответил Ники. — И роль эта, если исполнять ее приходится в компании с тобой, исключительно приятна. Так что, — усмехнулся он, — я с нетерпением буду ждать того момента, когда мне снова придется ей заняться на благо всему семейству Кузановых. Если вы не обманете моих ожиданий, мадам, малютки Кузановы будут появляться исправно один за другим.
Так молодые князь и княгиня и жили. Недели летели, и скоро Алиса начала смущаться своей неуклюжести и полноты. Она отказывалась от всех приглашений, участия в светских увеселениях больше не принимала, предпочитая оставаться дома с Кателиной. Иногда ей составлял компанию Алексей. Ники же вел почти холостяцкую жизнь — с Кателиной по-прежнему бывал заботлив и внимателен, а на беременную жену внимания не обращал.
Князь Михаил регулярно получал известия о сыне и его семье. Ему сообщали, что Ники живет так, будто завтрашнего дня не существует, — сутки напролет либо пьет, либо отсыпается, а с женой обращается так, словно она для него лишь досадная помеха. Князь был весьма озабочен сложившейся ситуацией. Не уверенный, что сын ответит ему, он попросил княгиню Катерину написать Ники и узнать, ждут ли их на Рождество. Ники ответил вежливым отказом, сославшись на то, что Алиса на сносях и развлечения ее утомляют.
Князь Михаил совсем расстроился, но решил подождать, пока родится ребенок. Если Ники будет продолжать вести себя по-старому, он предложит Алисе переехать к ним. Допустить, чтобы любимая невестка была несчастна в браке, он просто не мог. Да, понадеялся, старый дурак, что женитьба на Алисе пойдет сынку впрок, но, видно, просчитался — Ники от холостяцких привычек отказываться не желал. Что ж, решение теперь будет принимать Алиса. Князь поклялся себе, что, каким бы оно ни оказалось, он будет на ее стороне.
Ники, Алиса и Кателина провели Рождество тихо, по-домашнему. Ники согласился отметить праздник по лютеранскому календарю, как привыкла Кателина, поэтому так и начали с сочельника, двадцать четвертого декабря, а шестого января отметили православный. Кателина, получившая целый ворох подарков, была абсолютно счастлива.
Алисе Ники подарил три нитки редчайшего черного жемчуга. Ювелир объяснил, что черный жемчуг сейчас в моде, и каждая дама мечтает иметь его. Но главным подарком был огромный фотографический портрет Кателины, который явился для Алисы настоящим сюрпризом. Дважды Ники возил Кателину в фотографическую мастерскую на Морской, пока наконец оба они не удовлетворились результатом. Лукавая мордашка девочки выглядывала из-за горностаевой муфты; украшала портрет сделанная Кателиной самолично подпись.
Алиса тоже приготовила Ники подарок, и, получив его, он почувствовал угрызения совести. Она преподнесла ему акварель, написанную прошлым летом в «Мон плезире». Воспоминания нахлынули на Ники, и на мгновение выражение его лица, в последнее время такое мрачное, смягчилось.
Ники даже провел несколько вечеров подряд дома — ради Кателины. Он читал ей святочные рассказы, пел вместе с ней финские рождественские песни, удивив этим всех, поскольку, как выяснилось, знал их наизусть с самого детства. В глубине души он с удивлением признался себе, что эти вечера, проведенные с семьей, доставили ему радость и удовольствие, которого он не получал ни от вина, ни от опиума. Сколько же лет прошло с тех пор, когда он в последний раз пел рождественские песни?..
Алиса была счастлива просто от того, что Ники сидел с ней рядом у камина. Она старалась не напоминать себе, что скоро он опять исчезнет, и, пока могла, наслаждалась его обществом.
Ники то и дело посматривал на Алису, которая читала Кателине вслух или аккомпанировала им на фортепьяно, и вновь восхищался красотой и очарованием женщины, ставшей его женой. Время от времени он ловил себя на воспоминаниях о золотых деньках в «Мон плезире» или на мыслях о ребенке, которого она ожидала. Алиса была прелестна в свободных кашемировых платьях, предназначенных, по словам мадам Вевей, для дам, «находящихся на пороге счастливого события».
Впервые в жизни Ники всерьез задумался о том, что же такое быть отцом. Он даже чувствовал некоторое сострадание к Алисе, которую ожидали родовые муки. Она так хрупка и изящна, а ребенок, судя по всему, будет крупным… «Надо спросить у нее, что говорит доктор», — подумал он, но потом, увлекшись игрой Алисы с Кателиной, забыл про это.