— Как это вдруг я оказалась нарушителем мира? — закричала она, от злости даже не скрывая слезы, наполнившие глаза.
Он вытер ладонью лицо и сделал глоток кофе.
— Здесь, Джулия, нет виноватых, здесь только жертвы. И мне очень жаль, что ты одна из них. Я хочу все исправить, но не могу сделать это один.
Ты тоже должна хотеть этого. Прошлой ночью… Он беспомощно взмахнул рукой. — Ты закрылась в спальне. Отказалась даже выслушать меня. Не позволила даже прикоснуться… —Разве так два любящих человека чинят возникшую прореху?
Его примирительный тон заставил Джулию почти испытать сочувствие. Но его последняя фраза все испортила.
— Чего ты от меня хочешь? Чтобы я забралась с тобой в постель, будто у нас медовый месяц?
Будто мы счастливы, словно наелись персикового пирога? Да каждое твое прикосновение будет напоминать мне, что с Мариан Дэйэс ты делал то же самое.
Бен посмотрел на нее так, словно она сказала что-то невероятно непристойное.
— С Мариан у меня был секс, — бесцветным тоном проговорил он. — Но мне никогда и в голову не приходило, что у меня будет секс с тобой. Я говорил тебе: у нас будет любовь. На мой взгляд, между этими двумя понятиями есть различие.
— Тебе придется простить, что я не понимаю различия. У меня нет твоего обширного опыта. Я верила, что спать с кем попало — грязно, не говоря уж 6 том, что рискованно. Поэтому берегла себя для мужчины, за которого выйду замуж.
— Прости. — Он поставил на стол кружку с кофе. — Малыш плачет. Не пойму, что с ним происходит: как будто не может удержать еду в желудке. И на руке у него подозрительные синяки. Уверен, что ты с удовольствием закончишь завтрак без меня.
Она зашла слишком далеко. И не надо его холодного тона, чтобы это понять. Наверно, стоит сократить натиск. Прежняя Джулия так бы и сделала. В ней нашлись бы силы, чтобы понять и простить. Но та Джулия умерла в какой-то момент между разрезанием свадебного торта, осыпанием конфетти и уходом из бального зала. Новая Джулия была покрыта коркой горечи. Как она должна относиться к человеку, который растоптал ее мечты? И какое ей дело, что, обижая ее, он еще больше обидел себя. Мечты рассыпались в прах…
Ей не нравилась произошедшая перемена, но она не знала, как бороться с собой. Она даже не знала, как заставить себя иной раз промолчать.
— Очень удобно! — презрительно фыркнула она. — Ты и в будущем, Бен, собираешься так устраивать свои делишки? Использовать ребенка Мариан Дэйэс в качестве оправдания? И таким способом уйти от признания неприятного факта, что ты разрушил жизнь, какую мы планировали?
— Мне не нужно оправдание. Это мой ребенок.
И пока он не вырастет и не научится защищать себя, я буду всегда ставить его интересы выше своих.
— Даже если из-за этого потеряешь меня?
Он смотрел на нее таким напряженным, пронизывающим взглядом, что от страха все в ней сжалось. Сейчас надо отступить, или ты будешь жалеть всю оставшуюся жизнь! — подсказывал ей здравый смысл. Но гордость одержала верх, и она с вызовом уставилась на мужа.
— Надеюсь, Джулия, до этого не дойдет, — ответил он. — Но если ты заставишь меня делать такой выбор, то да, даже если потеряю тебя.
— Мне надо было прислушаться к словам родителей! — закричала она, потрясенная такой честностью.
— Наверно, надо было.
— Они говорили, что я не так хорошо тебя знаю, чтобы выходить замуж. И они были правы.
Бен пожал плечами и пошел к дверям.
— Ты уже говорила это вчера. Мне не обязательно снова выслушивать подобный вздор.
Это была их первая ссора. Первая, если не считать скандала на свадьбе. Ее поразил его гневный взгляд. Раньше он никогда так не смотрел на" нее…
Конечно, она наговорила гору гадостей и ненавидела себя за это. И по правде, ничего нет удивительного, что он так холодно ей отвечал. Но все же надо признать, что ее глубоко ранило, когда он выбрал ребенка, а не ее. Пусть двое любящих людей поссорились, но небольшое проявление нежности, мягкое, ненавязчивое извинение, прикосновение, поцелуй — и все прошло. Любящие не собираются держать в памяти случившееся. Но ее и Вена разделяло нечто слишком большое.
И она все время усугубляла разрыв. Потому что дала волю гордости и обиженным чувствам.
И сама загнала себя в угол. А теперь размышляла, удастся ли ей когда-нибудь выбраться из него.
Любая женщина хоть с каплей сострадания в душе последовала бы за ним к ребенку. Джулия осталась в кухне, уставившись на сверкающее голубое море. И смотрела до тех пор, пока от блеска не заболели глаза. Расстояние между ней и мужчиной, которого она любила, все увеличивалось и увеличивалось. И началось это с того момента, когда вчера объявилась Мариан Дэйэс. И трещина между ними все углублялась. Они не вели себя как молодожены во время медового месяца, поглощенные друг другом, не сводящие глаз с любимого лица. Нет, Джулия и Бен чувствовали себя чужими людьми, живущими под одной крышей. Холодные, неулыбающиеся, замкнутые. И такие скрупулезно вежливые, что у нее начинали ныть зубы.
Во вторник Бен пришел в прачечную, где Джулия складывала одежду.
— Я еду в город. Купить тебе что-нибудь?
— Нет, — буркнула Джулия, не в силах посмотреть ему в глаза. Она представляла, какая в них боль. — Я сама о себе позабочусь.
— Очень хорошо, — проговорил он и вернулся только после ланча.
К концу того же дня к дому подъехал грузовик, доставляющий покупки. Двое мужчин выгрузили различную детскую мебель. По указанию хозяина они принесли ее в комнату, которую Джулия и Бен раньше называли будущей детской.
— Когда мы покупали этот дом, я не думала, что чей-то чужой ребенок будет спать здесь, — с горечью заметила она, наблюдая, как носят мебель.
— А где мне его поместить? — спросил он вежливо-безразличным тоном, которым прекрасно овладел в последние дни. — В шкафу? В другом конце дома? Или ты предпочитаешь, чтобы я купил собачью будку и держал его в дальнем углу сада?
— Перестань! — выкрикнула она. — Тоже мне, нашел злобную мачеху.
Он пожал плечами.
— Но и любящей матерью тебя тоже не назовешь.
— Вероятно, если бы ты взял на себя труд обсудить со мной, прежде…
— Обсудить?! Не смеши меня, Джулия! Я устал просить тебя поговорить со мной. Ты не можешь даже дышать со мной одним воздухом, а уж вступить в разумный разговор…
— Ладно, теперь я готова поговорить, — натянуто проговорила она. — Не стоит ставить колыбель так близко к окну. Если будет землетрясение, стекло может посыпаться на ТВОЕГО сына.
— Где ты предлагаешь ее поставить? — Он остановился с матрасом в руках.
— Не мое дело — принимать решение. — Она снова ушла в свою раковину, что в последние несколько дней стало привычкой. — Я лишь напомнила о том, что, по-моему, каждый знает.
— Я ничего не знаю об уходе за младенцем. Бен посмотрел на жену и потер подбородок. Мне надо бы воспользоваться чьей-то помощью.
Как ни обтекаема была последняя фраза, Джулия поняла ее как приглашение поучаствовать в заботах о его ребенке. И хотя крошечная доля души согрелась от его предложения, гораздо большая часть воспротивилась. Это ИХ дом, ИХ детская, ИХ ребенок должен был спать в этой сверкающей колыбели с кроликами, нарисованными в изголовье кровати.
— Тогда тебе надо бы купить несколько книг об уходе за ребенком, — пробормотала она.
— Джулия, есть много вещей, которые мне надо было сделать. — Он поморщился. — В том числе немного подождать, прежде чем просить тебя выйти за меня замуж. Если бы я проявил побольше сдержанности, я бы избавил нас обоих от многих обид и сожалений.
Последние слова он произнес с особенной горечью. Джулия в смятении выбежала из комнаты.